СЕРГЕЙ КОВАЛЁВ: «САХАРОВ БЫЛ ЧЕЛОВЕКОМ МИРА»

«Я здесь живу
и в ответе за всё»

– Сергей Адамович, насколько равнозначна фигура ученого, общественного деятеля и правозащитника Сахарова как в мировой, так и в отечественной истории?

Конечно, Сахаров был не единственным представителем такой мысли, но он, прежде всего, говорил об интеллектуальной свободе человека, демократии, свободе мнений и передвижения. Именно этот комплекс прав личности, по его мнению, был основой для того, чтобы мир мог строиться на взаимном доверии и на эффективном запрете насилия. В общем, Сахаров был родоначальником того, что я называю политическим идеализмом. Он был человеком мира, а понятие «патриотизм» он заменял понятием «гражданская ответственность», то есть «я здесь живу и в ответе за все».

– А как идеи Сахарова реализованы у нас в стране?

– Трудно сказать. Но пока в стране занимаются лишь имитациями – никакие демократические преобразования, начатые в России в начале 90-х годов, не осуществились: Конституция России стоит меньше, чем бумага, на которой напечатана, у нас нет выборов, нет разделения властей, нет федерального устройства, поэтому мы никакая не Федерация. Где вы в мире видели Федерацию, где региональные власти назначаются центральными? Наконец, одна из самых важных вещей – в России нет правосудия и нет суда. А без суда гражданское общество не может быть хозяином в доме, кроме того, без него нельзя указать власти на границы ее правомочий.

Условная
поддержка

– Кстати, подобную мысль после Хрущева поддержал Горбачев, вернувший академика из ссылки в Горький. Какими в итоге были отношения Сахарова и отца «перестройки»?

Ельцин видел в нём мечтателя

– В 1989 году лидером союзной оппозиции Горбачеву становится Ельцин. Каким было отношение Андрея Дмитриевича к Борису Ельцину?

– Отношения Сахаров-Ельцин также были довольно непросты. Сахаров испытывал недоверие к Ельцину, причем обоснованное – это недоверие философа свободы к партийным функционерам, выходцам из партии и представителям первого эшелона партийной власти. Это была естест-венная вещь, но когда Сахаров вместе с Ельциным оказались в Межрегиональной депутатской группе, их отношения стали лучше, хотя и не стали отношениями полного доверия.

Думаю, Ельцин видел в Сахарове мечтателя и фантазера, потому что сам Борис Николаевич был сугубо реалистом, а Сахаров сочетал в себе редко сочетаемые вещи политика – политический идеализм и политический реализм. Но, конечно, Сахаров не был мечтателем! С другой стороны, Ельцин хотел многому научиться у Сахарова и кое-чему даже научился – понимать, что демократия не то же самое, что партийная диктатура. Но, к сожалению, Борис Николаевич не научился демократической процедуре: он пытался действовать как партийный, обкомовский руководитель. Впрочем, не хочу предъявлять Ельцину претензий – откуда у него могло взяться неукоснительное следование демократическим процедурам?

Тут есть и наша вина – ведь в конце 80-х – начале 90-х мы считали, что Ельцин – это особый человек, владеющий искусством управления, но все это была чушь – лица из партийной верхушки обладали только искусством приказа. Кроме того, Ельцин научился у Сахарова слушать и понимать людей, которые искренне чего-то от Ельцина ждали. Благодаря этому понял, что обязательно нужны реформы.

– На многочисленных фото чувствуется какая-то одинокость Сахарова. Много ли у него было друзей и единомышленников?

– Когда Андрей Дмитриевич обратился к общественным проблемам, он оброс довольно большим кругом друзей. Я также имел честь принадлежать к этому кругу, в котором была теплая и человеческая дружба. Этих друзей было гораздо больше, чем тех, с которыми Андрей Сахаров работал в закрытых городах типа Арзамаса-16, хотя и там у него были очень близкие люди, ведь в тех научных цент-рах была партнерская и очень творческая работа.

Конечно, когда Сахаров обратился к общественным проблемам, он быстро оказался в изоляции и довольно близкие к нему люди оказались от него далеки, в лучшем случае говорили: «Андрей Дмитриевич, вы – боец, а я не солдат!» Сахаров был действительно эмоционально одаренный, для него всякий суд, арест кого-то из его знакомых и даже незнакомых был очень значим, он обладал даром чувствовать чужую беду соб-ственной кожей.