НАСТОЯЩИЙ КИТАЙ(часть 2)

– Всеволод Владимирович, как обстоят дела в сельской местности Китая? – Там проживает 800 миллионов сельчан, и недавно они взяли курс «Лицом к селу». Оно не в критическом состоянии, но много трудностей чисто китайских. В первую очередь, это малоземелье: в селе на человека приходится всего десять соток пашни, поэтому требуется много искусственных удобрений для земли, так как места для того же скота, дающего навоз, нет. В селе есть проблемы и с водой – водных ресурсов очень мало. Но там победили бедность, создав волостные предприятия – а это уникальное оружие китайских реформ, о котором мы очень мало знаем. Как-то я приехал одну из бывших коммун под Пекином и увидел, что под навесом сидят три пожилые китаянки и что-то вяжут из мохера. Оказалось, что это своеобразный кооператив: одна деревня вяжет левый рукав, другая – правый, третья – спинку и так далее.

Потом это все соединяют и пришивают ярлык: «Пьер Карден. Ручная работа. Париж». То есть Пьер Карден посылает в Китай нитки, лекала, фасоны, а потом забирает товар и вывозит обобществленный труд! И таких примеров много, потому что цех-то строить дороже. И штамповка деталей для автомобиля или телевизора делается руками китайских крестьян.

Конечно, Китай совершил грандиозный скачок и вышел сейчас по ВВП на четвертое место в мире. Но самое главное – за 30 лет страна в 100 раз увеличила внешнеторговый оборот – с 20 миллиардов до 2 триллионов долларов! Это удивило даже Японию, завалившую весь мир своими телевизорами и автомобилями. Но Китай в отличие от Японии имеет одно колоссальное преимущество – это внутренний спрос. В 1980 году японцы произвели 10 миллионов автомашин, обогнав США, но сами-то могли купить только три миллиона, семь нужно было экспортировать. И тут начались всякие препоны, барьеры, предложения строить за рубежом их заводы. В Китае такой проблемы нет – став лучше жить, китайцы стали больше потреблять.

– Недавно российское правительство отказало китайскому автоконцерну в организации производства легковых автомобилей в ОЭЗ «Алабуга». Кто «постарался» – представители российских автозаводов?

– Не только российских, но, возможно, и японских – здесь же хорошо прижились многие их компании. Это очень огорчает, потому что в таких случаях важно создавать равные конкурентные условия. Тут уж виновата российская коррупция!

– Но в Китае она тоже есть! И их меры наказания, в том числе и смертная казнь за коррупцию, оправданны?

– Коррупция там есть. Но когда я беседовал в 2001 году в Шанхае с Цзян Цземинем, он сказал: «Понимаете, у нас власть действительно может быть капиталом: ты занимаешь какой-то пост, можешь дать или не дать лицензию, квоту и что-то с этого иметь, то есть какие-то дивиденды. Но власть в нашей стране не может быть товаром именно благодаря диктатуре компартии. И мы никогда не допустим, чтобы какой-то олигарх провел в парламент своих депутатов или сам полез в политику. Власть – это не товар!»

– А есть ли в Китае хоть какие-то элементы демократии?

– Опять же, у нас очень мало знают о шагах в области демократизации политической системы Китая. Этот процесс пошел, ведут его китайцы очень осторожно. Конечно, от руководящей роли компартии они не откажутся – все-таки страна большая, и одна руководящая сила должна быть. Но они создали Народный политический консультативный совет, напоминающий нашу Общественную палату. Они собираются перед заседанием парламента и, минуя партийно-государственный аппарат, вносят в центральные органы предложения и чаяния масс.

Во-вторых, в Китае начались выборы на альтернативной основе – пока на уровне волостей и уездов. Это колоссальный сдвиг! Выборы там многоступенчатые, хотя это не обязательный критерий. В США ведь тоже президента выбирает коллегия выборщиков, а не все население. Как когда-то в ГДР, в Китае восемь партий и они пока еще в зародыше: все признают руководящую роль компартии, но занимают свою нишу – одни отстаивают интересы врачей, другие – адвокатов. Думаю, многопартийность будет развиваться на этой основе. На мой взгляд, в Китае будет полуторапартийная система, которая существует с послевоенных лет в Японии, Сингапуре и других азиатских странах.

– Россиянам интересно, почему так часто говорят о китайской угрозе для Дальнего Востока? Нас пугают дальнейшей потерей земель, ресурсов, но ведь мы сами-то его не развиваем! Китайская угроза – это, по-вашему, миф?

– Запад бросил огромные деньги на обработку нашего населения, особенно наших журналистов в этом плане. Но скажу следующее: самая большая китайская община за рубежом находится не в Юго-Восточной Азии, а в Америке – там китайцев 13 миллионов. Смотрите: население США – 280 миллионов человек, в России – 140 миллионов, отсюда вывод, что нынешний уровень китаизации Соединенных Штатов означал бы для нас 6,5 миллионов китайцев. Америка что-то потеряла при этом? Она выиграла, потому что китайцы в США – это не только прачечные и закусочные. В Америке больше нобелевских лауреатов китайского происхождения, чем имеет нобелевских лауреатов вся Япония – восемь против шести! Они вносят и трудовой, и интеллектуальный вклад.

А если будем постоянно говорить, что они нас заполонят, это, в конце концов, вызовет какую-то неприязнь. Китайцы очень высоко ценят нашу помощь в 50-х годах и понимают, что без основ индустриализации, созданных советскими руками, они никакого рывка бы не сделали. Поэтому нам нужно прицепить дальневосточный вагон к набирающему силу китайскому экспрессу, то есть за счет динамики их развития вытащить из полусна и отсталости нашу Восточную Сибирь и Дальний Восток.

Китайцы дают хороший пример: у них для работы в тот же Гонконг можно выехать из материкового Китая только по заказу администрации Гонконга, которая сообщает в Пекин, что провинции требуется столько-то специалистов. На основании этого людям выдаются на год «зеленые карты». И России надо выдавать такие карты людям тех профессий, которые нам нужны.