ФРОНТ БЕЗ ТЫЛА, ВОЙНА БЕЗ ПОБЕДЫ…

Не всякий юг –
курорт

Хоть и обещала не говорить на эту тему, но, видно, не обойтись без этого. Итак, пару слов о политике. Вернее, о всех нас, по воле случая или по собственной глупости оказавшихся на этом неспокойном клочке земли с пустынном климатом.

Три городка, в которых почти нет работы, – Сдерот, Нетивот и Офаким. В каждом проживает примерно по 25 тысяч человек. Более половины из них – выходцы из стран СНГ, сменившие место жительства в трудные 90-е. В Сдероте – много горских и кавказских евреев из Чечни и Дагестана, бежавших, так сказать, из огня да в полымя.

Как правило, ехали они в Израиль не из глубоких сионистских побуждений, да и стопроцентных евреев среди них – кот наплакал. Просто искали и нашли на своих генеалогических древах листики – намеки на еврейство – бабушек, дедушек, прабабушек. С единственной целью – спасти детей от реального голода, дать им хоть какое-то будущее. Ехали не потому, что в Израиле – рай и вечный курорт, а потому, что в России для многих жить стало невозможно – из-за зарплат, выплачиваемых раз в несколько месяцев, из-за инфляции, девальвации, дефолта 1998-го.

Израиль же, принимающий репатриантов на основе закона о возвращении, как уверяют аналитики, не был готов к притоку такого количества, по сути, беженцев. Кто-то, самые сильные и выносливые, «зацепились» в этой стране – нашли работу по специальности, отправили детей в университеты. Остальные – взяли в руки тряпки и лопаты.

Неблагополучный юг, обеспечивающий так называемые «слабые слои населения» социальным жильем, стал по сути «приемником», «отстойником», куда «сливаются» самые уязвимые – инвалиды, многодетные семьи, матери-одиночки, люди, потерявшие здоровье на тяжелых физических работах. Здешние женщины «из наших» в сорок – уже старухи, развалины, обремененные букетами болезней: сорванные позвоночники и всевозможные хвори ног – от варикоза до вызванных им трофических язв. По определению знаменитого доктора Синельникова, – печальный итог зашедших в тупик, не знающих, куда и как двигаться дальше.

И сейчас, в дни войны, именно они опять оказались в самом плачевном положении. Многие коренные израильтяне, даже и из бедных семей, имеют возможность спрятать своих детей у многочисленных родственников в других регионах страны. Для наших же – полуизраильских-полурусских детей – только заваленные хламом «миклаты» и лестничные площадки. Им, нам некуда бежать. Горечь положения усугубляет и тот факт, что к русским здесь относятся, мягко выражаясь, не лучшим образом. Например, при приеме на работу дискриминация по национальному признаку – не миф, а самая что ни на есть реальность.

А сейчас наши русские дети оказались в эпицентре чужих разборок, на линии огня чужой войны. Конечно, каждый сам выбирает свой путь, и выбор делает свой, и ошибки собственные совершает. Но выбор по велению сердца и по необходимости – это все-таки, как говорят в Одессе, – две большие разницы…

…Дети прощаются с морем и наслаждаются последними минутами безопасности, а я открываю случайно оказавшийся в сумке томик «Гариков» – коротких стишков полюбившегося мне в Израиле Игоря Губермана:

За столькое приходится
платить,
Покуда протекает бытие,
Что следует судьбу
благодарить
За случаи, где платишь за свое…

Обратный путь.
Он трудный самый 4-5 января

Сам же вокзал – неожиданно многолюден. Правда, преобладает здесь защитно-зеленый. Тут и там – группки солдат-парней и девушек с автоматами за плечами. А в остальном – почти как в мирное время, даже тетушки с кошелками попадаются. Люди так же смеются в ожидании своего рейса, так же дожевывают порции шаурмы. Будничная эта суета как-то успокаивает.

На въезде в Офаким – два бутика, торгующих модной одеждой. И оба, к великому моему удивлению, полны народу. В основном, покупательницы – это молоденькие девушки: у каждого – свое лекарство от стресса.

В нашем доме – тоже все более или менее спокойно. Нарядные девочки-«обезьянки» играют в классики, гоняют на велосипедах, правда, неподалеку от подъезда. Думаю, что ситуация стабилизировалась после того, как третьего вечером израильские войска начали третий этап операции – от осады перешли к боям на городских улицах. Спрашиваю у перманентно-жующей соседки Нехамы, так ли это.

– Да, действительно, немного спокойнее стало, – отвечает она, – меньше обстрелов. И привыкли уже как-то.
Неужели к этому можно привыкнуть?!!

Детские игры
5-6 января

Уже наутро убеждаюсь, что да, оказывается, можно. Дети почти не пугаются сирен, спокойно, без паники, но быстро спускаются по лестнице. Причем, выясняются парадоксальные вещи, по-новому открывающие мне моих собственных детей. Роман, по натуре храбрец и забияка, боится больше. Саша же, в обычной жизни – страшная плакса, переносит экстрим стоически-хладнокровно.
Наблюдаю и за поведением соседских детей. Их в нашем четырехэтажном трехподъездном доме – великое множество. У одной только Нехамы и ее мужа Шимона – десять малышей. Совсем крохи ведут себя в полном соответствии с внутренним состоянием родителей, даже если последние улыбаются и произносят успокаивающие слова. При взрывах пугаются очень сильно и заливаются громким криком, но также быстро – отходят и возвращаются к привычным занятиям.

Ребята постарше – от 8 до 12 – уже прекрасно, порой даже лучше взрослых, понимают, что в действительности происходит, и не по-детски-серьезно рассуждают о политике.

Мои дети стараются жить, будто ничего из ряда вон выходящего не происходит: решают примеры по математике, повторяют выученные перед войной английские слова, с моей помощью и, надо сказать, не без труда разучивают правила русской грамматики.

Часть дневного времени отводится любимым компьютерным играм. Роман демонстрирует мне новую «стрелялку», которую какие-то умники выложили в Интернет. На дисплее – вся обстреливаемая территория, и задача игрока – вовремя включить систему виртуального раннего оповещения, чтобы «население» успело укрыться в закрытых помещениях. Тот еще урок географии. Такой не сотрется из памяти никогда. Мои дети выучили карту Израиля и Газа наизусть.

Как всегда, телевизор стараюсь не включать, дабы лишний раз не травмировать ребят, но они все равно время от времени смотрят новостные каналы. И не только израильские. Совершенно курьезно восприняли информацию о газовом конфликте между Россией и Украиной.

– Что, и в России Газа есть? – удивляется Роман.

По аналогии и в моей голове всплывают смутные воспоминания из собственного далекого прошлого. Наверное, и тогда здесь шла очередная война, и по радио часто повторялись словосочетания «израильский агрессор» и «сектор Газы». Честно сказать, в своем розовом детстве я тоже считала, что в этом самом секторе газ добывают.

Весьма своеобразно реагируют на экстрим подростки постарше. Они голосами копируют вой сирены. И получается это у них весьма виртуозно. Глотки-то у детей-выходцев из Марокко – луженые, будто самой природой приспособленные для воспроизведения нечеловеческих металлических звуков.

А по ночам, кроме воя сирены, мы слышим отголоски соседских скандалов. На ограниченных пространствах квартир разыгрываются первые за дни войны семейные баталии. Тоже своего рода разрядка для тех, кто иначе не умеет снять напряжение. Два брата-«марокканца» из соседнего подъезда «успокоились» чуть ли не до кровопролития. Их отцу пришлось вызвать полицию, у которой в эти дни и без подобных разборок забот хватает.

Чего стоят только жалобы на самых изощренных хулиганов! Во время реальной опасности они записывают сигнал тревоги на диктофоны мобильников, а потом включают его где-нибудь в очереди за хлебом, доводя до сердечных приступов бедных старушек. Какова жизнь – таковы и забавы…

«Не пропадем,
Санек!»
7 января

Впервые за трудное это время школа вспомнила о своих питомцах: на три дня решено вывезти детей из-под обстрела в Иерусалим.

…С опаской, быстрыми шагами преодолеваем 300 метров до места сбора. Роман требует, чтобы я возвращалась домой до отбытия автобуса, он хочет убедиться, что мама – в безопасности. Но я все же дожидаюсь отправки моих экскурсантов поневоле. И опять – час страха и волнений. Час, в течение которого мои малыши должны проскочить опасный отрезок пути. Час, который мне нужно убить. И, чтоб пробежал он быстрее, обхожу близлежащие магазинчики. В книжно-музыкальном, хозяин которого – Семен из Казани, покупаю пару детективчиков Дарьи Донцовой и диск с песнями на музыку Микаэла Таривердиева, а заодно просматриваю новые снимки нашей татарстанской столицы. В угловом частном магазинчике беру хлеб и молоко.

На ступеньках у входа в небольшую кафешку бывший челнинец, а ныне – офакимский сапожник Ахмет, отдыхающий по случаю отсутствия клиентов, и знаменитый на всю округу алкаш Алекс из Перми цедят в пластиковые стаканчики тягучую струйку водки российского производства.

– Не пропадем, Санек, Немирофф – с нами, – произносит тост Ахмет.

– С ранья уже накачиваются, – возмущается по-русски пожилая женщина.

– А мы что? Мы выполняем предписания службы тыла, – парирует печальный в дни радости и возбужденно-веселый – в час печали Ахмет и продолжает. – Давай за наши Челны выпьем!
Надо сказать, что Ахмет не врет – служба тыла устами ведущих девятого израильского канала, вещающего на русском языке, действительно настоятельно рекомендует принять по 50 грамм в особо напряженные моменты. Просит, правда, не переусердствовать. Но этот последний совет – явно не по адресу.
Как уверяют бывшие жены, Ахмет был когда-то серьезным непьющим рабочим очень высокой квалификации, а Алекс руководил небольшой, но успешной строительной фирмой. Теперь оба пополнили ряды асоциальных элементов. Неизбежные жертвы неудавшейся эмиграции.

Меня же с Челнами связывает успокаивающий голос подруги, льющийся из компьютерных динамиков. Договорить нам не дали. Опять сирена, и приходится ретироваться из собственной квартиры. Жаль, что реально-виртуальный портал не дает возможности по-настоящему очутиться в уютном доме на челнинском проспекте. И выйти в дверь знакомого подъезда. И оказаться в белой снежной пороше…

Под дружественным огнем
8 января

Относительно спокойное утро. Относительно – потому, что началось с привычного звука сирены. Спокойное – оттого, что дети в безопасности. Только что звонил Ромка из Иерусалима и сообщил, что дочка кормит каких-то козлов в зоопарке. А дальше дети танцуют, играют, гуляют по парку. Радуюсь короткому просвету в их черные дни.

Сама же включаю опостылевший информационный «ящик». Сообщают, что в Газе идут внутригородские бои. Сообщают о новых жертвах среди израильских солдат – несколько десятков раненых, есть убитые. Среди высвеченных на кроваво-красном фоне имен – наше, российское – Александр Машевицкий 21 года, милый мальчик из интеллигентной преподавательской семьи. Погиб он 6 января от взрыва, уничтожившего и террориста-смертника. Шестеро товарищей Александра по оружию ранены. Хоронят бойца элитного подразделения на кладбище Беэр-Шевы, где он жил в последнее время.

Едва успевшую предать тело земле процессию сметает с кладбища вой сирены. «Цева адом» называется она на иврите. Это переводится то ли как красный цвет, то ли как красный приказ. Цвет крови и воспаленных, напряженных нервов. Когда-то я предпочитала алый всем остальным – теперь, наверное, разлюблю навсегда.

Жуткое это зрелище – проводы в последний путь в обстреливаемом городе. Ну разве родители Александра не мечтали о светлых перспективах для своего сына, преданного этой крошечной стране и отдавшего за нее жизнь?!

В ходе операции «Литой свинец» несколько солдат погибли под «дружественным огнем»: смертоносный залп израильского танка по ошибке ударил по своим. Под «дружественным огнем» находимся и мы сами. Обыватели уверяют, что нас обстреливают «градами» российского производства. Политики настаивают, что эти снаряды изготовлены в Корее. Правда, как всегда, – где-то посередине. Наверняка тут имеет место быть и русское оружие, проданное не террористам, не ХАМАС, а в какие-то другие страны и контрабандой переправленное в сектор.

«Жизнь – это точно любимая, ибо…»
9 января

Коренные израильтяне – народ эмоциональный, чувства свои выражают бурно, шумно. Рыдают навзрыд, – когда плохо, хохочут в голос, – когда смешно. И удивляются внешнему спокойствию «русских», не выставляющих переживаний напоказ. Впрочем, многие из нас здесь давно уже разучились плакать. Даже когда хочется и понимаешь, что слезы принесли бы хоть какое-то облегчение.

Решаю с утра обойтись без новостей, отдохнуть от этой проклятой войны и включаю музыкальный центр, заправленный купленным вчера диском. Первые же звуки забытой мелодии переносят в родительский дом, каким он был пару десятков лет назад. «Жизнь – это точно любимая, ибо благодарю, что не умер вчера…». И еще: «…Не по прошлому ностальгия, ностальгия – по настоящему…».
Слушаю и представляю, какой счастливой могла бы быть жизнь моих малышей, если б не репатриация. И Новый год был бы настоящим – со снегом, санками, подарками, запахом хвои. И было бы небо, расцвеченное салютом, и взрывались бы только хлопушки, а не снаряды. Слезы льются сами по себе. Я не в силах остановить их. А со слезами неожиданно утекает и напряжение. И уже верю, что все это скоро закончится.

К гадалке ходить не надо, чтобы понять: к 20 января, дате инаугурации нового президента США, израильские власти найдут способ «свернуть» эту бойню. Ведь здесь ничего не делается без оглядки на Америку. Кто его знает, чью еще сторону примет в ближневосточном конфликте Барак Хусейн Обама…