Цены на нефть растут и достигли сейчас 70 долларов за баррель. Рубль укрепляется и находится у рубежа в 30 рублей за доллар. Фондовый рынок за три последних месяца удвоился. Ощущение, что и экономика вот-вот рванет вверх и за короткий период восстановит все потери. За комментарием по текущей ситуации «Неделя» обратилась к бывшим министру экономики России, научному руководителю Высшей школы экономики Евгению Ясину. | ||
|
||
«Я тоже вижу, что прекратился поток плохих новостей, прямых ударов по нашему карману»
|
||
Проблема инфляции –
– Сегодня он стоит так же остро, а может быть, еще острее. Потому что сейчас мы лучше понимаем те реальные проблемы, с которыми сталкиваемся. Одна из главных – это кредитование реального сектора. При сложившихся условиях, из-за очень высоких процентных ставок, кредитование на коммерческих или рыночных началах невозможно. Но снизить ставки тоже нельзя, они упираются в два основных фактора. Первое – это высокая инфляция. Если она составляет 13%, то банки не могут предоставлять кредиты дешевле, чем 16-18% – им тоже нужна определенная маржа. Кроме этого, любое кредитование связано с рисками, в том числе коммерческими и политическими. А стоимость кредитов в 16-18% (на самом деле еще дороже) не может обеспечить реальному сектору уровень рентабельности, при котором предприятия смогут рассчитаться по взятым кредитам и продолжить хозяйственную деятельность. Мы встаем перед угрозой: либо банки будут влезать в долги, если у них будет большой объем просроченной задолженности, либо предприятия начнут разоряться. Либо то и другое вместе взятое. |
||
Понятно, что в этих условиях проблема инфляции – ключевая. Вопрос, который с моей точки зрения не менее важен, когда мы об этом говорим, как решить проблему инфляции. Мы сталкиваемся с тем, что российская экономика, бизнес исключительно чувствительны к инфляции. А вернее, чувствительны к повышению цен. Почему? Потому что наши бизнесмены как пуганые вороны – все время оглядываются по сторонам, дабы посмотреть, кто будет по ним палить. И в этой обстановке инфляция во многом является результатом угнетенного состояния бизнеса, его недоверия к власти и ускоренной реакции. Только появляются малейшие признаки ожидаемого «наезда», бизнес резко сбрасывает деловую активность. А если предприятия сбросили деловую активность, то при том же объеме денежного предложения у вас возрастает инфляция! И это свойство надо учитывать. Почему во всех странах инфляция 5-6%, а у нас 13%? А потому что ситуация в отношениях бизнеса и власти очень напряженная. Сегодняшняя обстановка заставляет российских бизнесменов держать существенную часть своих капиталов за рубежом, чтобы себя обезопасить и производить какие-то сделки полностью через западные банки, оффшоры, вместо того чтобы все это делать у себя на родине. |
||
|
||
Временное
– В принципе, это разумное решение. Но чтобы снижать процентную ставку дальше, надо иметь низкую инфляцию. Без этого разговаривать бессмысленно. Если создавать специальные искусственные условия (речь о низких кредитных ресурсах – прим. ред.) – это значит создавать условия для злоупотребления, коррупции, неравных условий. Низкая инфляция в этом случае обязательна. Система кредитования должна быть рыночной, предоставлять сравнительно дешевые кредиты. И этим обязательно должны заниматься либо кооперативные банки, либо какие-то другие кредитные учреждения. Важно, чтобы это было кому-то выгодно.
– Оно сейчас пытается стимулировать снижение инфляции, но, боюсь, что уже перегнуло палку. Все это, конечно, идет не от хорошей жизни и ни к чему хорошему не приведет. Мы видим, что многие страны снизили ставки практически до плинтуса, так как хотят создать стимул для деловой активности, развития экономики. Но известно, что процентная ставка играет еще одну важную роль – если банки предлагают очень низкие ставки, они одновременно предлагают и низкую эффективность вложения. Вы можете рисковать, вкладывать деньги куда попало, что угодно покупать, но большого эффекта в конце концов от этого не будет. Но если вы живете в инновационной экономике, а американская экономика инновационная, то ставки должны быть такие, которые позволяют делать вложения в эффективные проекты. И норма эффективности никак не может быть ниже 5%. В США сейчас временное помешательство.
– Я недавно прочитал статью в «Ведомостях» по поводу признаков оживления в западной экономике. Там говорится, что обычно, когда начинается оживление в экономике, то наблюдаются определенные явления. Например, если кто-то вложил деньги, то они принесли большой доход. Этого пока не наблюдается. Да и в целом автор считает, что говорить о том, что сегодняшнее оживление как-то экономически оправдано, пока нельзя. И я с этим согласен. Я тоже вижу, что прекратился поток плохих новостей, прямых ударов по нашему карману. Но если нет хороших новостей, то для утверждения о том, что кризис прекратился, время еще не наступило. На самом деле я считаю, что рост цен на нефть был связан с увеличением денежного предложения Федеральной резервной системы США, распространявшей это на весь мир. Поэтому цены на нефть у нас пошли вверх. А отчего? От легких денег! Если их сейчас не будет, соответственно, не будет и такого легкого роста, какой был. Я считаю, что кризис будет похож на букву L, то есть мы достигли дна и будем ползти по нему очень долго и осторожно. И агенты рынка тоже будут осторожными. |
||
«У НАС ИЗ МАЛЫХ ПРЕДПРИЯТИЙ СРЕДНИЕ НЕ РОЖДАЮТСЯ» |
||
– Основу любой экономики составляет малый бизнес. Он снижает зависимость от стоимости нефти, газа и других монополистов. В России создается много программ и проектов, но предприятий малого бизнеса становится все меньше и меньше. С чем это связано? – Значительная часть малого бизнеса все-таки работает в тени, неофициально. И это, конечно, результат недоверия, желания скрывать свои доходы и оптимизировать налогообложение. Тут все ясно. Но, кроме того, я бы добавил, что в России у малого бизнеса судьба вообще довольно неблагоприятная, потому что нет устойчивой традиции. В свое время, еще в период крестьянской реформы, промышленное производство находилось в рамках помещичьих усадеб в виде посессионных мануфактур, и весь этот бизнес погиб при крестьянской реформе. Он был расположен в деревне, привязан к помещичьему хозяйству. Но условия изменились, и он погиб. После этого в городах стали возникать довольно крупные фабрики. В советский период любая попытка предпринимательской деятельности изводилась на корню – у людей старались вышибить дух предприимчивости. В итоге мы видим только призывы. В Америке малый бизнес дает 50% ВВП, а у нас 12%, и этого мало. Говорят: «Давайте наращивать!» Ну а кому наращивать? Мы же его только изводили! Какое-то небольшое количество людей после рыночных реформ решило им заняться – первый период был самый легкий. Потом он усложнился, потому что правительство начало бороться против инфляции. Сейчас установилось некое равновесие, но на очень низком уровне. Заставить людей сейчас рисковать и заводить свое дело по уму, конечно, надо, но принудить человека к этому довольно трудно.
– На самом деле упрощенная система налогообложения создает значительные препятствия для развития. Реальность заключается в том, что у нас из малых предприятий средние не рождаются. Они натыкаются на барьеры этой особой системы налогообложения, и дальше развитие не идет, потому что оно связано с увеличением налогообложения. В этом случае должны быть какие-то более гибкие меры, чем просто «упрощенка» или вмененный доход. Во-вторых, они не должны привязываться к размерам предприятий – они должны привязываться к каким-то проектам. В общем, препятствия для развития есть. Но самое главное заключается в том, что можно давать сколько угодно поблажек, но эти поблажки вы должны каким-то образом заслужить. И здесь не должно быть никаких коррупционных барьеров. А есть ли они еще где-то в таких масштабах, как у нас? Конечно, нужны дешевые деньги, и не только льготные кредиты. Можно давать кредиты под инновационные предприятия с какой-то перспективой, можно давать гранты, но всегда нужен контроль, какая-то минимальная честность. И важно, чтобы все это не превращалось в дойную корову для коррупционеров. |