| На прошлой неделе в культурной жизни Набережных Челнов произошло событие, которого давно ждали ценители действительно высококлассного вокала и проникновенных, трогающих за душу песен. Всего на один день к нам приехал легендарный Орфей советской эстрады Альберт Асадуллин с тем, чтобы в зале имени Сары Садыковой дать единственный концерт, который так и назывался – «Дорога Орфея». | ||
|
…А накануне замечательный тенор побывал в редакции «Новой недели». Честно говоря, когда ждешь в гости «звезду», всегда внутренне сжимаешься и исподволь ожидаешь каких-нибудь «штучек». Но Альберт Нуруллович оказался на редкость простым в общении человеком: пил крепкий черный чай с молоком и сахаром, рассказывал интересные истории из своей жизни и… беспрестанно шутил! |
||
|
– Альберт Нуруллович, завтрашний ваш концерт называется «Дорога Орфея», и мы очень рады, что эта дорога довольно часто приводит вас в Татарстан и Набережные Челны. Интересно узнать ваше мнение: как изменились наш город, республика за последние годы? – С годами лицо любого города имеет обыкновение меняться – увы, не всегда в лучшую сторону. Но, к счастью, к Набережным Челнам это не относится! По правде сказать, когда я впервые попал в ваш город, было ощущение, что если меня выбросить здесь с парашютом, я никогда не найду, где юг, а где север и главное, где какой комплекс! Но потом я чуть-чуть освоился. У каждого города есть свои архитектурные доминанты, так вот ориентиром в Челнах для меня стала ваша достроенная «тюбетейка»! Когда приезжаю в Татарстан, я вижу перемены, наверное, незаметные для тех, кто живет здесь постоянно. Мне нравится, что Татарстан – это такая позитивно двигающаяся и хорошо отлаженная машина и ею управляет хороший водитель. Порой судьба сводит меня с людьми, которые ездят в нашу республику кто в гости, кто – по делам, и все говорят: «У вас там здорово!» – из чего я делаю вывод: то уважение, с каким относятся к Минтимеру Шаймиеву, возникло не на пустом месте. Глава республики – не воздушный шар с тонкой резинкой (чуть-чуть поддуешь – и лопнет от напыщенности!). Нет, это реальный президент. Все, за что берется, он делает искренне. – Но ведь в Казани этот район, насколько мы знаем, сохранен, даже не переименован. И станция метро такая есть… – Ну и что? Вот представьте: едет человек в метро, там объявляют: «Суконная слобода». Вышел – а где слобода-то? Это казино, что ли, или бизнес-центры, которые, как грибы после дождя, выросли здесь в последние годы?! Это же безобразие! Все это – показное, не имеющее НИКАКОГО отношения к Суконке! А ведь не надо было даже мудрить, чтобы воссоздать исторический облик этого района: только лишь взять фотографии Казани второй половины XIX века! Суконка – это живописные улочки, на которых мостились купеческие домишки – каменный низ, деревянный верх, двухэтажная аптека… Но нет. Для того, чтобы сохранить, надобно вложить, а денег с истории не поимеешь. Лучше всего – пустить все под снос и построить новое казино: и дешевле, и куш свой получишь. История должна оставаться не только на бумаге, но и в зданиях, в картинах. Я стоял – А разве такой проблемы нет в Санкт-Петербурге, где вы живете? – Знаете, как делается в Питере? Там очень много старинных зданий, которые выкупают фирмы. Сначала их напрочь разбирают, а потом в точности воссоздают. Это условие городских властей. Например, в центре Питера на Владимирской площади стоит огромное пятиэтажное здание – строение второй половины XIX века. Фасад, дошедший до нас со времен Достоевского, а внутри – абсолютно современный интерьер. Там будет располагаться филиал финской корпорации – с лифтами, эскалаторами, стеклянными стенами. Но фасад при этом будет сохранен! Меня восхитили болгары. Довелось мне однажды побывать в чудном курортном городке Созополь, самый центр которого выполнен в характерном балканском стиле: белый каменный низ и деревянный верх, кованые, темного дерева двери с петлями, полукруглые своды… Ну, точно XVIII век! «И как это все сохранилось?» – спросил я у местного жителя. Ответ меня ошеломил: этому центру – всего семь лет. Болгары не снесли его махом и не поставили «стекляшку», а поняли, что именно эта маленькая площадь – и есть лицо города, и не поскупились воссоздать ее в первозданном виде, без прицела на «навар». Возвращаясь к Казани, я хочу сказать: у нас там много старинных красивых мест, где приятно бывать, но есть (точнее, были) и такие, которые можно и нужно было сохранить. В один из таких районов – на Большой Красной – мальчишками мы бегали рисовать улочки, домишки, наличники (Альберт Асадуллин закончил художественную школу – прим. ред.)… Просто чудо! Конечно, они не представляли интереса для бизнесменов, но островки старой дореволюционной Казани все же надо было оставить. Увы… Есть у нас такая страшная русская поговорка (ни в одном языке мира аналогов ей нет): «Лес рубят – щепки летят». Моя Суконка оказалась такой вот щепочкой. А то, что по этим улицам бегали когда-то юные Шаляпин с Горьким, никого не волнует. Помню, когда учился в Питере, Суконку стали расселять (часть ее была рядом с болотом, и в погребах стояла вода). Однажды я приехал в Казань на каникулы. Моя семья уже жила в другом месте, но с вокзала я по привычке отправился к родному дому. А потом, увидев место, на котором он стоял… просто заплакал. Ничего не мог с собой поделать! Именно тогда я понял, что такое родина. А что такое родина, по-вашему? – Это наша страна, Россия… «от Москвы до самых до окраин»… – То, что вы говорите, ребенку уразуметь трудно, так же, как невозможно уяснить значение слов «вечность», «солнце». А ведь понятие «родина» формируется именно с детских лет. Родина – это маленький клочок земли, где ты родился и куда можешь вернуться, войти в знакомый с дет-ства двор, сесть на скамейку под яблоней. Мгновенно всплывают воспоминания, слышатся голоса друзей, мамы, одна за другой перед глазами проходят картины детства. Большое счастье – если этот маленький мир жив… Эти воспоминания нужны, так же, как нужны в нашей жизни старые альбомы. Нельзя стирать то, что с тобой было. Это твоя кожа. «Сынок, – А кем вы мечтали стать в детстве? – У меня было послевоенное детство, поэтому почти все мои сверстники хотели стать танкистами и разведчиками, а я – художником и никем другим. И, в принципе, упорно шел к этой цели. Но тут Всевышний взял меня за шкирку и перекинул в вокал! – В вашей биографии есть потрясающий факт: это правда, что у вас по пению была «двойка»? – Абсолютная правда. Просто я по жизни был и есть ужасно стеснительный. У меня это, наверное, комплекс. Если оказываюсь среди людей и спинным мозгом чувствую к себе негативное отношение (пусть даже оно исходит всего от одного человека!), могу закрыться, как кокон, и не сказать ни слова. Очень сильно смущаюсь, правда… В юности это немножко прошло: я влился в компанию художников. Ленинград меня раскрыл. С божьей помощью. – В разговоре вы довольно часто ссылаетесь на высшие силы. Вы религиозный человек? – Я верующий фаталист. Есть некое лукавство, когда люди говорят: мы ничего не можем изменить. Почему? Можем! Но это все равно, что плыть по реке в лодочке-моторке: ты можешь плыть ближе к правому берегу, можешь – к левому, а можешь – посередине, но ты все равно в этой реке! И Аллах говорит: «Нет, сынок, плыви сюда». В моей жизни было множество таких случаев. – Подождите, но вы же сказали, что мечтали стать художником! – Все правильно. Но, приехав в Ленинград, так сказать, «на ознакомление», я прошелся по всем факультетам академии, и лишь на архитектурном понял: это мое! В то время в понимании советского человека «современная архитектура» ассоциировалась только с одним – с хрущевскими пятиэтажками. Не было ничего, что бы радовало глаз. Когда же я увидел работы студентов, макеты зданий, спроектированных великими архитекторами современности, мне показалось, что все это – инопланетные сооружения. Как оказалось, они совершенно реальны. Только находятся в Буэнос-Айресе, Лондоне, Нью-Йорке. Мне захотелось самому творить красоту. К тому же архитектор, казалось тогда, – это инженер-строитель. Но, как выяснилось, чтобы быть хорошим архитектором, нужно еще быть и живописцем (причем рисовать на приличном уровне!), и графиком, и скульптором. Да еще обладать инженерным мышлением! Последнего у меня, кстати, напрочь не было… |
||
|
От неверного шага спасли… клопы – Не в этом ли кроется причина вашего первого «непоступления»? |
||
|
– То есть как?! – В ЛИСИ тоже был архитектурный факультет. В институте прекрасно понимали: все хорошие художники идут в академию. Поэтому сделали так: только в Репинской заканчиваются экзамены, через день они начинаются в ЛИСИ. В общем, те, кто «завалил» математику или физику, само собой, шли в этот институт. Друг мне сказал: «Алик, иди в ЛИСИ! Даже если получишь «минус два», тебя все равно возьмут за твои работы». Я решился, хотя желания не было никакого. Пришел – на завтра назначили экзамен. Определили меня в общагу на Фонтанке – огромное желтое здание. Заселился я туда под вечер и с расстройства от неудачи сразу лег спать. Проснулся среди ночи от того, что весь чешусь: уж и так повернусь, и этак – ну никакого сна нет! Включаю свет – и что же предстает моим глазам? Триллер! Мои руки – в крови, я весь – в крови, белая майка – в кровавых пятнах. А на стенах кишмя кишат клопы! Я все с себя снял, белье выбросил, переоделся и ранним-ранним утром вышел на набережную. Еле дождался восьми утра и – прямиком в приемную комиссию: «Отдайте мои работы!» «Выцарапал» и ушел. Так клопы спасли меня от неверного шага. Ну, а на следующий год, когда я приехал поступать в академию, там все уже знали про злополучную «галочку», и я без труда поступил на архитектурный. А потом с первого курса была сформирована наша первая группа, и мы уже пели «Can’t buy me love». В ноябрьские праздники мы дали первый свой «концерт» сначала в общаге, а потом в институте – и стали кумирами! «Deep Purple» обалдеют!» – Это правда, что вы лично были знакомы с легендарной группой «Deep Purple»? – Это было лет шесть назад в Питере. Звонит мне однажды приятель Сергей – он был арт-директором модного тогда клуба на Невском «Голливудские ночи»: «Алик, ты сегодня должен быть у нас!» У меня на этот день были планы, поэтому я отказался, но Сергей настаивал: – Ты обязан! У нас сегодня ужинают «Deep Purple»! У тебя же есть в репертуаре их песня «Child in time»? Так вот, ты исполнишь ее, когда они будут у нас! – Ни за что! – Они же обалдеют, когда услышат! Ты же лучше Гиллана ее поешь! – Вот поэтому и не пойду! Через полчаса звонит уже продюсер: «Альберт, ваше присутствие необходимо. Музыкантам будет приятно». В общем, согласился я. К всеобщему сожалению, вокалист Гиллан и клавишник Лорд не пришли ужинать. В клубе были басист Гловер, барабанщик Пейс и второй гитарист Мун. Начал я петь – и краем глаза вижу: на галерее для VIP-гостей появились люди и привалились к ограждению. Закончил – они закричали и машут: мол, иди сюда. Так мы и познакомились: полночи общались. Хоть я английский и не шибко знаю, но друг друга мы поняли хорошо. Дождь очищения – Мы слышали еще, что при постановке рок-оперы «Магди» в 1989-м с вами случилась какая-то мистическая история… – Это не мистика, это реальность. Первому о своем замысле создать рок-оперу я рассказал своему другу – теле- и кинорежиссеру Леониду Александренко. Это должен был получиться фильм, состоящий из номеров, каждый из которых живет отдельной жизнью, а вместе они составляют единое полотно – легенду о булгарах с их традициями, культурой, музыкой. Друг пришел в восторг, а за деньгами посоветовал обратиться… в мечеть. Равиль Гайнутдин – нынешний председатель Духовного управления мусульман европейской части России – служил там тогда всего три месяца. Узнав о моей задумке, он обрадовался: «Вас к нам послал Всевышний!» Я замялся: «Я всего лишь скромный верующий». «Как? Вы не знаете?!» – изумился муфтий. Оказалось, тогда, в 1989-м, исполнялось 1100 лет принятия ислама в Волжской Булгарии. С этого момента Равиль Гайнутдин начал мне способствовать в подготовке «Магди». И вот наступил долгожданный день – 22 августа. С утра лил дождь. Первая моя мысль была о детях, ведь в спектакле, помимо огромного количества взрослых, было задействовано порядка 100 мальчишек и девчонок. Дело в том, что к площадке, на которой должно было разворачиваться основное действо, вел пандус. По строительным нормам он делается под углом 16 градусов – иначе просто так по нему не поднимешься. А строители решили не напрягаться и сделали под 45! Вы представляете себе этот пандус?! И ведь по нему должны были подниматься 100 детей в белых одеждах! Я ужаснулся, но переделывать все равно уже не оставалось времени. Итак, час икс все ближе и ближе, а дождь все не перестает. Вот уже семь вечера, пора начинать – и тут происходит чудо: дождь закончился. Мы подняли головы и увидели будто кем-то нарочно вырезанный круг чистого, ясного неба над стадионом, где должна начаться рок-опера. Постановка прошла на ура, на актеров не пролилось ни капли, и в финале, когда зазвучала «Аль-фатиха» (первая сура Корана – прим. ред.), вдруг вновь хлынул ливень! Тогда мы восприняли его как дождь очищения… |
Свежие
Загрузка ...
Создание сайта:.
80 queries in 0,297 seconds.