Как коррупция села за парту, или Сколько стоит ЕГЭ?

Сказать новое слово о коррупции, особенно если она «образованная», нелегко: эта тема не сходит с языка и, соответственно, с первых полос газет. В отличие от многих наших собеседников-«коррупциологов», доктор экономических наук, профессор МГУ Кайсын Хубиев не только обладает «свежим» взглядом на это явление, но и не боится критиковать, анализировать и называть вещи своими именами. Именами с «министерскими» фамилиями.

О политике российского министра образования Дмитрия Ливанова и новых коррупционных потоках, «красной цене» ЕГЭ и о том, зачем преподаватели МГУ садятся за парту, Кайсын Азретович рассказал в интервью «Новой неделе».

Цена «билета» в МГУ – 10 000$

– Кайсын Азретович, три года назад в интервью «Неделе» вы говорили, что качество «материала» – так вы называли абитуриентов, поступающих в МГУ, – с введением ЕГЭ сильно снизилось. По вашим наблюдениям, ситуация изменилась?

– Вы знаете, за эти три года я узнал, сколько стоит ЕГЭ. Если вам надо получить больше 90 баллов, то в среднем каждый балл обойдется в 1000 рублей. Для поступления в вуз требуется три экзамена. То есть фактически цена «входного билета» в престижные вузы страны (если ЕГЭ свыше 90 баллов, то это большой шанс поступить в МГУ на любой факультет) – 300 тысяч рублей, или 10 тысяч долларов. Существенно ничего в образовании не изменилось, а уровень образования все-таки стал ниже…

– Почему?

– Потому, что коррупцию перевели на уровень школьных парт. Первый год мы ахали, второй – охали, а на третий – куда деваться, работаем с «проплаченными» абитуриентами.

Единственное улучшение – в МГУ ввели профильный экзамен. То есть абитуриент приезжает с «красивым» ЕГЭ, но должен при этом сдать профильный экзамен, который тоже оценивается по 100-балльной шкале. Это стало неким фильтром: совсем уж «дебилы» через него не «проскочат».

Но радикально изменить ситуацию может только прежняя система, при которой вузы системно готовят, принимают и обучают. Слово «единый» «гасит» эту дифференциацию, а сведение к единому показателю противоречит тенденциям современного экономического развития.

– Казалось бы, смотрим на Европу, перенимаем передовой опыт…

– Мы перенимаем, как правило, схемы, а не суть. Да и потом, зачем на кого-то смотреть и кивать?! Наше образование, в отличие от автомобилестроения, находилось на передовых позициях. Необходимо было только развиваться изнутри.

«В идею заговора не верю!»

– Российские школьники, определившись с будущей специальностью, вообще перестают читать книги…

– По одной простой причине: они знают, что будут сдавать единый госэкзамен. А для этого надо проходить «дрессировки» – системных знаний не требуется. ЕГЭ сейчас поражает школьное образование, что еще хуже.
– Тревожно, что неумные люди в общей массе приходят в вузы и нет гарантии, что, получив знания по определенной специальности, они потом будут развиваться. Есть даже мнение, что такими людьми проще управлять… Как вы к этому относитесь?

– Я в эту идею заговора и массового подчинения государству не верю. Хотя, может, оно и так. Но по факту вижу ухудшения. С другой стороны, должен признать, что по масштабу информации и ее функциональному качеству нынешнее поколение выше нас на голову.

Новый министр – новые денежные потоки

– Одно из последних интервью нашей газете вы дали накануне назначения нового министра образования России: вы тогда связывали с ним определенные ожидания. Оправдались ли они?

– Я надеялся на лучшее, а получилось хуже. Почему? Потому что в политике Дмитрия Ливанова появились новые тенденции, с моей точки зрения, – коррупционноемкие. Началась проверка сертификации вузов: выделили какое-то количество «неэффективных» учебных заведений. А тем временем многие засуетились по тем же коррупционным каналам – дабы не попасть в «черный список».

Потом государство перейдет к проверке частных вузов, а это – новые денежные потоки. Чтобы не попасть в список так называемых неэффективных учебных заведений, которые могут закрыть, все будут искать лазейки: кому, чего и главное – сколько. Вывод: новый министр образовал новые коррупционные потоки.

– Вы не боитесь говорить это на диктофон?

– Нет, не боюсь. Надоело уже бояться! В конце концов, это касается всех. Публикуйте.

Разумное пробьётся!

– А какие-то обнадеживающие инициативы от нового министра поступали в течение года?

– Сейчас нас, преподавателей университета, всколыхнули новостью, что мы должны уровень своих научных работ поднимать до международного. Я считаю, что это полезная инициатива. Она, безусловно, трудновыполнима, потому что уровень зарплат-то у нас раз в 10 раз ниже, чем за рубежом, и поднимать его до международного пока не собираются…

Однако на кафедре своего факультета мы посовещались и пришли к мнению, что у нас не хватает самих знаний. Что делать? Учиться. И мы разработали программу собственного обучения, ввели курсы. Сейчас, как студенты, изучаем эконометрику, впереди – два курса методологии. То есть на нас «упало» требование, и мы начали «шевелиться».

– Интересное явление, когда научное сообщество признает за собой какие-то недостатки и готово их исправлять!

– Вот вам и луч света в этом темном царстве! (Смеется). Мир переменчив. Вы знаете, я не из числа пессимистов, хотя много мрачного вам сегодня наговорил. Всегда верю в то, что рациональное и разумное потихоньку пробьет себе дорогу. Мы ускорились в своем перемещении – пересели с гужевого транспорта на автомобильный, в общении переключились на мобильную связь. Эту общую закономерность я распространяю на всю нашу жизнь и полагаю, что все же мы потихоньку будем двигаться в позитивном направлении. Может быть, это и сейчас происходит – только мы не замечаем.

Юлия ПОДЫНИГЛАЗОВА,
Татьяна ГИМАТДИНОВА.