Когда в 1991 году было принято решение об организации национального парка, в заповедных лесах уже был проложен нефтепровод. Нефтяники уверяли в надежности своего оборудования и бережном отношении к природе. Но недаром говорят, что раз в году и палка стреляет. |
Загрязненные нефтью деревья умирали несколько лет и падали, создавая пожароопасную ситуацию |
Какое это опасное соседство для уникального лесного массива, выяснилось в октябре 2003 года. Тогда при ремонтных работах бульдозер задел нефтепровод, вследствие чего из поврежденного места два часа била нефть. Очевидцы утверждали, что черный фонтан поднимался на высоту 22 метра. Пока пробоину заделали, на землю вылилось, по официальным данным, девять кубометров нефти. Случилось это в 148-м квартале, недалеко от дороги, которая ведет в садоводческое общество «Дизелист». Изучение последствий этой катастрофы легло в основу кандидатской диссертации замдиректора эколого-биологического центра №4 Набережных Челнов Елены Матвеевой. Ее научным руководителем стал известный ученый-лесовод, академик, профессор Марийского государственного технического университета Иван Алексеев. Он разработал и запатентовал собственную методику, которая позволяет доказать научными методами вред, причиненный нефтяным стрессом лесному биоценозу. Его и использовала Елена Матвеева, разрабатывая тему «Влияние последствия нефтяных выбросов на лесорастительное свойство почв и структуру леса». Исследования велись в течение трех лет, были проведены десятки различных анализов. – Авария на нефтепроводе повредила один гектар типичного для национального парка соснового леса. Высота деревьев 22-23 метра, возраст 55-65 лет. На втором ярусе росли малина, бересклет, можжевельник. После случившегося весь пласт плодородной земли сняли и засыпали место аварии песком. Кустарники полностью вырубили. Загрязненные нефтью деревья умирали несколько лет и падали, создавая пожароопасную ситуацию. Сейчас продолжают гибнуть и те деревья, которые, как мы надеялись, выживут, – рассказала журналисту «Недели» Елена Матвеева. По ее данным, только в 2004-2005 гг. на исследуемом участке количество деревьев сократилось с 653 до 480. Стало больше паразитов, вызывающих болезни хвойных деревьев, жизнеспособность сосен снизилась на 70,5%. Замазученность усыхающих или умирающих в основном от грибов деревьев составляет 50%. Поменялся и химический состав почвы. – Мы взяли около 30 проб на глубине до полуметра. Выяснилось, что загрязненность нефтью глубинных почв гораздо выше, хотя ее там вообще не должно быть. У меня нет данных, на какую глубину снимали почву при рекультивации. Этот процесс, скорее всего, был проведен с нарушениями и о растениях просто не думали, стараясь побыстрее прикрыть место аварии, – делится Елена Матвеева. Это привело к тому, что здесь начали расти не типичные для сосновых лесов травы. Стала прогрессировать луговая растительность, например, пырей ползучий, корневая система которой не уходит глубоко. – Мы выясняли, как влияет на растительный покров эта стрессовая ситуация, делая вытяжки из листьев малины, крапивы, земляники и ряда других растений. Таким образом мы исследовали в них наличие витамина В2. Его количество отражает состояние растения в стрессовой ситуации. Если много, значит, условия жизни плохие. Это как у больного человека повышается количество лейкоцитов. Выяснилось, что количество рибофлавина у растений с загрязненных участков в 1,2 раза больше, чем у тех, которые произрастают на нормальных участках. В итоге пришли к выводу, что состояние биосистемы на исследуемом участке неблагоприятное: страдают почва, травяной покров, кустарники и деревья, – резюмировала Елена Матвеева. Сегодня даже невооруженным глазом видно, что этот участок леса больной. Состояние растительности там оставляет желать лучшего. Можно сказать, целый гектар прекрасного уголка природы просто исчезает на глазах. После вырубки загрязненных нефтью и больных деревьев появилось много открытого пространства. Второй ярус леса, типичного для сосняков, только зарождается. Например, недавно здесь вновь стали появляться кусты малины. Хотя после аварии прошло уже пять лет, сегодня нет уверенности, что лес восстановится в прежнем виде. |