«СЕРЕБРЯНЫЙ ШАР» ВУЛЬФА…

Ушел из жизни Виталий Вульф – бессменный автор и ведущий передачи «Мой серебряный шар», без которого этот телепроект представить просто невозможно. При жизни на вопрос, что бы он рассказал о себе, будь героем своей программы, он отвечал скромно: «Я бы промолчал». Однако жизнь этого 80-летнего франта с манерами лондонского денди – чуть надменного и сидящего, закинув ногу на ногу, – бесспорно, заслуживает своего «Серебряного шара». Прочитав огромное количество материалов об этом удивительном человеке, мы решили не рассказывать о нем в третьем лице, а предоставить слово самому Вульфу. Потому что он, прирожденный рассказчик, сделает это лучше. Вам слово, Виталий Яковлевич…

 

Худенький
Буратино

Я родился в Баку, городе с уникальнейшей аурой и, я бы сказал, богемной атмосферой. Баку тех лет – это город с потрясающими театральными традициями, с великолепным Русским драматическим театром.

 

У меня было очень счастливое детство, лучший период моей жизни. Моя мама была бакинка. Отец ее встретил, женился, лет семь у них не было детей, потому что папа не хотел иметь детей. Это была такая пара, которая любила друг друга очень сильно, отец считал, что если появится ребенок, то это может изменить все. Мама же была абсолютная его противоположность. Отец был нервный, талантливый, великолепный оратор, его знал весь город. А мама была очень выдержанной, элегантной, даже в те времена замечательно одевалась, следила за собой. Я был мальчик, худенький Буратино, плохо ел. Отец во время перерывов приезжал домой, чтобы меня кормить завтраком. Потому что он один мог мне дать две ложки, и если я съедал, в доме было счастье. Мне было восемь лет, когда отец привел меня в театр. Я увидел спектакль и заболел…

…Я приехал поступать на первый курс в Московский университет, но я этого не хотел. У отца были какие-то странные представления: он считал, что образование мне может дать только юридический факультет. У меня была медаль, меня приняли на юрфак. Там были в основном люди, прошедшие войну. Такие здоровые ребята, которые делали карьеру. Все были члены партии, среди них я болтался как какая-то такая странная пустышка, которая думает только о том, как бы сбежать и попасть во МХАТ вечером, потому что во МХАТ я ходил почти ежедневно.

 

«Годы без работы – лучшее время в жизни»

 

Надо сказать, театр всегда занимал меня больше всего и всегда меня интересовал. Я ненавидел этот юридический факультет лютой ненавистью. Всегда писал себе шпаргалки на экзаменах. Когда мне удавалось их достать, я получал «пятерки». Когда не удавалось – «тройки». Причем я вылезал, как говорится, на обаянии. Помню, у нас преподавала такая занятная женщина с рыжей челкой – Зинаида Андреевна, дочь знаменитого прокурора Вышинского. Мягким голосом говорила: «Виталий, неужели вы не могли это выучить?» Я говорил: «Нет». – «Почему?» – «Я не в состоянии это выучить».

На работу меня не брали никуда, потому что была эпоха антисемитизма. Юрист? Мальчик из Баку? Уезжайте обратно. Я был молодой, легкомысленный, и я подумал: «Черт с ним, в Баку так в Баку». Но устроиться там на работу было тоже нельзя. Никуда. Я четыре года был без работы – лучшее время моей жизни.

 

Поступал четыре раза

 

Моя мать, мудрейшая женщина, умнее меня раз в сто, считала, что мне надо поступить в аспирантуру. Я ездил каждый год, но меня не принимали. Наконец, после третьего раза я получил справку: «Всесоюзный институт юридических наук. Дана Вульфу Виталию Яковлевичу в том, что он все вступительные экзамены сдал на отлично. Дирекция института не считает возможным его принять в аспирантуру».

Папа не выдержал этого, умер. Это был первый удар молотком по мне. Я вдруг понял, что мне надо вести дом, содержать маму, теток… Ровно через неделю после смерти отца меня приняли в бакинскую адвокатуру. Лет пять я там проработал. От природы у меня был единственный дар – устная речь. Я имел огромную практику, ко мне стояли очереди. Принимал дома, в папином кабинете. Стал зарабатывать много денег. И это вызывало в адвокатуре удивление: молодой парень, Буратино такой, и вдруг стал столь популярен. А мама понимала, что мне все равно надо ехать в Москву. Через год она заставила меня снова поехать сдавать экзамены. В 1957 году я в четвертый раз приехал в Москву. И меня приняли. Но теперь я мог учиться только в заочной аспирантуре. Я ездил на три-четыре месяца каждый год, жил в Москве и снимал комнаты у совершенно удивительных людей.

Одновременно поступил в Институт права Академии наук Азербайджана. В 62-м году защитил кандидатскую диссертацию. Но я все это не любил. Каждый вечер болтался по театрам. МХАТ, Малый, Вахтанговский…

 

Бросил работу – сбежал в Москву

А потом в Баку приехал на гастроли «Современник». Я подружился с Олегом Ефремовым, Галиной Волчек, Леонидом Эрманом. Когда вернулся в Москву, первым делом пришел в этот театр, который на долгие годы стал мне вторым домом. И в Баку уже не вернулся. Возникла первая неприятность – мне посылали громовые телеграммы, что я обязан вернуться в институт. Чуть ли не к уголовной ответственности хотели привлечь.

Может, было не очень этично не предупредить дирекцию о своем уходе. Но я же не думал, что останусь в Москве. Я женился, получил московскую прописку. Меня приняли в московскую коллегию адвокатов. А потом я расстался с женой, и мне стало негде жить. Я снимал углы, денег-то не было. Тяжело было. Длилось все это довольно долго.

Интересовал меня только театр. Я видел все, что можно было увидеть в те годы. Помню, как Олег Ефремов мне сказал: «Слушай, ты знаешь английский язык, переводи пьесы. Может, кто-нибудь и возьмет». Я начал переводить. Первым переводом был пьеса Теннеси Уильямса «Сладкоголосая птица юности».

 

Присобачь слово «социальный»

Я поступил на работу младшим научным сотрудником в Институт международного рабочего движения Академии наук СССР. Однако через месяц заведующая юротделом сказала: «Вы вообще ничего не знаете. Вам придется от меня уйти». Я говорю: «У меня к вам просьба: вы меня оставьте хотя бы на один месяц еще, чтобы я зарплату получил».

Я печально стоял в коридоре, когда Мераб Мамардашвили, знаменитый сегодня философ, мне сказал: «Чего ты стоишь такой грустный?» – «Меня выгоняют». – «Так переходи к нам в отдел по изучению общественного сознания!» – «Я кроме театра ничего не знаю». Он говорит: «Занимайся американским театром! Просто, когда будешь писать тему работы, присобачь слово «социальный». Скажем, «Театр и социальная реальность». Или занимайся хиппи – сейчас никто не знает, что это такое». И я с удовольствием стал заниматься хиппи. Потом защитил докторскую, уехал в Америку. Два года работал профессором Нью-Йоркского университета в театральной школе.

 

Что означает «Серебряный шар»?

Встал вопрос: оставаться там или ехать назад? Я получал большую зарплату – 15 тысяч долларов за три месяца. Я много видел, со многими подружился. И вдруг я почувствовал, что не могу без России: мне нужна моя квартира, мои друзья, мои книги. Я прилетел под новый 1994 год в Москву.

Вскоре познакомился с Владом Листьевым. Он позвал меня в компанию «ВИД»: «Приходите. Но при одном условии: вы скажете, где у вас лежит текст и как вам удается незаметно подглядывать в него». Только когда Влад пришел в студию на запись и увидел, что никаких бумажек на самом деле нет, поверил, что я каждый раз импровизирую.

Однажды он говорит: «Нужно название передачи». Я схватил шарик маленький и говорю: «Был когда-то Серебряный век. А мы сделаем «Серебряный шар». Он: «А что это означает?» – «Ничего». Он сказал: «Гениально!»

Однако позднее период работы на Первом канале был не таким легким. Я понимал, что не очень интересую руководство. Да и получал мало. Но главное, что я перестал получать удовольствие от работы. Понял, что это мало кому нужно. Одна программа в месяц – это ноль. На втором канале, где я работаю сегодня, мой «Серебряный шар» выходит семь раз в месяц – две премьеры и пять повторов. Здесь другая атмосфера, другое отношение, и я это чувствую.

 

Сытые люди мне неинтересны

Вы спрашиваете, где я черпаю сведения для передач? Я много читаю дневников, писем, езжу в музеи, смотрю архивы. Много у меня и программ, основанных на моем личном общении. Очень мне важно, чтобы я любил своего персонажа. Когда я к нему холоден, это видно сразу: у меня холодный нос, я смотрю на себя и себя ненавижу: зачем ты за это взялся? А бывает, мне очень интересно. Помню, делал передачу об Алле Ларионовой и пригласил ее обедать в Дом кино. Мы с ней просидели часов пять. И мне уже не надо было ничего читать, потому что она мне рассказывала потаенные вещи.

Мне просто интересно, как человек проживает жизнь, если он умеет выстоять. Сытые, благополучные люди мне никогда не интересны. А вот это умение выстоять во мне вызывает отклик. Поэтому я подбираю те персонажи, у которых большая биография.

Мне 80. Я не скрываю это, потому что знаю, что возраст никогда не определяется по паспорту. Ты должен держать себя в форме, ты должен всегда быть хорошо одетым. Ты должен держать спину. Сегодня уже никому не интересно, что я был когда-то юристом. А то, что я занимаюсь театром, знает вся страна, потому что мне повезло: я сделал 240 телевизионных программ.

Прожита большая жизнь. Зачем обсуждать, что бы я делал, если бы… У моего друга есть внучка, и я неожиданно почувствовал нежность, когда возился с ней. Жалею, пожалуй, только об одном – что у меня нет детей. Я был бы, наверное, сумасшедший отец…

Оставить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

*
*