НЕИЗВЕСТНЫЕ ФАКТЫ ИЗ ЖИЗНИ ЕЛЬЦИНА

Одним из тех, кто попытался дать максимально объективную оценку первому хозяину новой России, был известный писатель и телеведущий канала «ТВ Центр» Леонид Млечин, написавший в прошлом году книгу «Борис Ельцин. Послесловие». Когда же Ельцина объективно оценит народ, узнавал у Млечина корреспондент «Челнинской недели» Сергей Кочнев.

– Леонид Михайлович, когда возникла идея написать эту книгу?

– Идея пришла в тот же день. Ельцин принадлежит к числу тех политиков, которые остаются неоцененными. Не в том смысле, что был хорошим или плохим, а в том, что роль, которую он сыграл в истории страны, неосознанна, и историки еще не приблизились к тому, чтобы его самого правильно понять. Он не был простым человеком – одномерным и понятным, он был сложным человеком, прошедшим большую эволюцию, сильно менявшимся, и поэтому страшно интересно в нем разобраться. Поэтому Ельцин не та фигура, которая в скором времени исчезнет из поля зрения людей.

– А каким было ваше личное восприятие Ельцина?

– Должен признаться, у меня тоже менялось к нему отношение. Прекрасно помню, как шло голосование на выборах председателя Верховного Совета РСФСР в 1990 году, когда Ельцин соперничал с Полозковым. Я слушал трансляцию по радио и думал, что же Ельцин сделал такого, что многие хотят, чтобы избрали именно его? Тогда он мне мало нравился. Но я впервые оценил его в 1991 году, потому что во время августовского путча он повел себя крайне мужественно. Высоко оценил его искренность на похоронах трех молодых людей, погибших у Белого дома, когда он сказал: «Простите, что я вас не защитил!» Это были точные слова, так должен говорить политик: чувствовать и осознавать.

У него был политический инстинкт – он понимал, что делал. Но я поддерживал не его, а его курс – введение основ для создания новой экономики, новой политической системы, потому что они представлялись правильными. И, как видим сейчас, они оправдали себя, нынешний экономический рост основан на том фундаменте, который был тогда заложен. И хотя вызывал в те годы отторжение, но был правильным.

Но я абсолютно не поддержал Ельцина, когда началась чеченская война, не поддерживал и в других решениях. Но понимал, что это хрупкое здание демократии будет зависеть от его воли. К примеру, Ельцин считал невозможным наказывать журналистов, которые его критикуют, а ведь некоторые его не просто критиковали, а еще и уничтожали. Но он как-то сказал себе: «Этого делать нельзя. Свобода слова важнее!» и свято это соблюдал. За это я его уважал.

– Читая вашу книгу, многие могут сделать вывод, что Горбачев, позвав в 1985 году Ельцина из Свердловска в свою команду, много раз об этом сожалел.

– Ельцина приметил Андропов и велел его выдвинуть, а Горбачев лишь исполнил то, что ему досталось в наследство. Горбачев начал выдвигать Ельцина, когда решил сделать его хозяином Москвы – первым секретарем Московского горкома партии и, конечно, сожалел об этом. Но Михаил Сергеевич сам породил этот процесс!

Думаю, что Ельцина сформировала как политика трагическая для него история снятия с должности первого секретаря. Людям сегодняшнего поколения этого не понять, но в советские времена снятие с должности было равносильно жизненной катастрофе. У Ельцина было ощущение, что жизнь кончилась, он воспринял снятие как тяжкое страдание, и после этого стал другим человеком.

– Каким именно?

– В этом человеке было много намешано. Было и желание вернуться, отомстить, доказать, что вы ошиблись, доказать, что я на самом деле многое могу. Но было и понимание системы, что она ложная, что многое – это дрянь. И когда Ельцин перестал быть членом Политбюро, он вдруг увидел, что жизнь несколько другая, чем он себе представлял.

Насколько самостоятельным руководителем страны был Борис Николаевич?

– Несамостоятельных политиков не бывает: если человек пробился наверх в упорной борьбе – а Ельцин выиграл все свои личные выборы – то в нем заложен очень мощный потенциал, который не позволял ему подчиняться кому бы то ни было. Другое дело, когда Ельцин начал болеть, то сузились каналы общения. Условно говоря, если раньше он выслушивал мнения десяти человек, то потом до него стало доходить мнение одного-двоих, а это уже плохо, поскольку его собственные горизонты сузились. Но я не сомневаюсь, что все решения Ельцин принимал сам, иначе он бы не стал хозяином страны.

– Решение о вводе войск в Чечню он также принял лично?

– А вы знаете, что тогда в высшем руководстве никто не сомневался, что это надо делать? Они же не представляли, что там творилось! Советская система нарушилась, а нормальная, при которой была бы многоканальность источников информации, не появилась. Поэтому Ельцин и руководители собрались на Совете безопасности, где только один человек высказался против. Как поделился один из участников заседания, «у нас и сомнений не было, что надо это сделать». А отсутствие информации – это уже беда государственного аппарата.

– До сих пор удивительно, что, несмотря на ту трагическую войну, Ельцина все же переизбрали на второй срок. Стоило ли ему тогда ввязываться в эту предвыборную гонку? Он же был больным человеком.

– О том, что он болен, знали немногие. Я, если честно, впервые об этом прочитал в газете «Нью-Йорк Таймс», где писалось, что, по мнению американских наблюдателей и врачей, у Ельцина серьезные проблемы с сердцем. А здесь об этом почти никто не знал, и в «Известиях», где я тогда работал, до первого инфаркта Ельцина, случившегося уже летом, мы совершенно не предполагали, что это больной человек. Ощущения, что ему пора на пенсию, не было, а было другое – все считали катастрофой избрание президентом Зюганова или Лебедя.

– Когда же, по-вашему, реально назрел момент для его отставки?

– Он мог бы и должен был уйти по-хорошему еще в 1997 году, максимум в 1998 году. Тогда прошли бы выборы с нормальной конкуренцией, что было бы на пользу обществу.

– А желал ли этого Ельцин? По воспоминаниям некоторых людей из его окружения, заявление он писал не один раз.

– Нет, он не хотел. Я не знаю у нас политиков, которые хотят уйти добровольно. В 1999 году Ельцин ушел, потому что был уже совсем плох, и этой отставкой продлил себе жизнь еще на семь лет. Он не мог уже функционировать, а в 1997 году он так не думал! К тому же рядом могут присутствовать различные холуи, которые, как и Брежневу, говорили: «Вы только сидите, а мы за вас будем работать!» И человек волей-неволей становится неадекватен: не от того, что у него с головой что-то не то происходит, а просто сужается поле зрения, человек сосредоточен на своем здоровье и т. д.

– Значит, он был и сильный, и слабый одновременно?

– Он был не каменный мужик! И попыткой самоубийства в 1987 году Ельцин хотел показать, как ему больно. А это свидетельство того, что у него слабые нервы. Так же, как и у Брежнева, хотя тот вообще прошел войну. Такая наследственность…

– Но вернемся к позднему Ельцину: большинство россиян главным мудрым его решением считают выбор преемника. Для него это был мучительный процесс?

– Нормальный процесс и нормальная модель – когда все-таки решают избиратели, но Ельцин решил по-своему. Это было продиктовано неким страхом, потому что ему действительно угрожали рассчитаться, ведь была куча неумных людей, которые это произносили и в 1998 году, и годом позже. И страх у него был не столько за себя, сколько за семью, и он хотел заручиться чем-то надежным, зная, что с семьей ничего не случится, и искал человека максимально жесткого, твердого и в чем-то бескомпромиссного. Он выбрал того, который сделал то, что он хотел, то есть Путина.

– Когда же будет дана исчерпывающая оценка личности и периода правления Ельцина? Лет через 50, через 100?

– Дело не во времени, а в способности и желании посмотреть в историческое зеркало, но этого желания у нас нет. А оценки исторических деятелей всегда будут разные, но чем больше информации об этом человеке, тем точнее будут эти оценки.