ЧЕМ ПОРАЗИЛИ ЧЕЛНЫ ВАЛЕРИЯ ГЕРГИЕВА?

А вам жалко
500 рублей?

– Валерий Абисалович, какие виды благотворительности вы приемлете?

– Все формы благотворительности направлены на то, чтобы помочь как можно большему числу людей. И я занимаюсь этим много лет. Дело в том, что деятельность нашего коллектива на протяжении 15-20 лет была почти целиком благотворительной, потому что нужно было как-то выживать в условиях, когда распадался Советский Союз.

В те годы государству было очень трудно поддерживать даже такие символы страны, как Мариинский театр или Эрмитаж. Мне было 34 года, когда я возглавил театр, и вплоть до 40 лет я занимался в основном тем, что приучал коллектив к тому, что вся наша работа – сплошная благотворительность.

Сегодня мы уже можем рассчитывать на поддержку государства, а потому и сами находим возможности для оказания помощи, например, молодежи. Ведь без нее нет будущего. Поэтому я организовал фонд, который занимается подготовкой молодых исполнителей – приобретает инструменты, издает книги, готовит к конкурсам, в общем, дарит им новые возможности для реализации своих талантов.

– Часто ли вы организуете благотворительные концерты и участвуете в них?

– Только в рамках Московского Пасхального фестиваля мы провели около 80 благотворительных мероприятий. Да и вообще мы очень много сделали за те два десятилетия, которые я возглавляю театр. И концертов, на которые публика попадает, может быть, ничего не заплатив за билет, – мы даем множество. Хотя я не считаю их самой правильной формой благотворительности.

Нам удалось приучить студентов Санкт-Петербурга и Москвы к тому, чтобы половину цены билета платили они, а оставшуюся часть – театр. Я сам общаюсь со студентами, и для многих из них хороший спектакль – это событие, за участие в котором не жалко отдать 500 рублей. Эти молодые люди и есть наше будущее, те друзья театра, которые войдут в его стены, даже будучи 70-летними. Вот какая благотворительность важна, потому что она умная! Именно ее можно назвать просветительской деятельностью. А если у меня много денег, я их раздам, и никакого толка от этого не будет, то зачем вообще это делать? Концерт в Набережных Челнах тоже можно назвать умной благотворительностью, так как мы приобщаем челнинцев к культуре.

– Понравилось ли вам выступать в Набережных Челнах?

– Набережные Челны – хороший город. Я как опытный гастролер определил это за 20 минут, пока мы ехали по улицам. И мне очень понравилось выступать сегодня в органном зале. На самом деле он меня даже слегка поразил. Я и предположить не мог, что в небольшом городе может быть такой прекрасный зал с чудесной акустикой и настоящим органом. У меня тут же появилась задумка сделать совместную программу. К нам приезжают лучшие органисты со всего мира. В принципе, нетрудно организовать их выступления и в вашем городе. В свое время мы так же договаривались с Мурманском, Архангельском и другими городами.

«Подсадить» на театр

– Выступали ли вы когда-нибудь с концертами, направленными на помощь детям, страдающим детским церебральным параличом?

– Мы с Чечилией Бартоли (итальянская оперная певица) провели в Швейцарии благотворительную акцию. Там целый городок не только для детей, а вообще для людей, которые имеют ограниченные возможности жить и творить. Но это удивительные люди, потому что они, как правило, очень талантливы.

Я с детства помню сказку Виталия Бианки «Глаза и уши». Там говорилось о том, что бобер плохо видит, но зато он слышит плеск весел охотника еще за третьим поворотом речки. А лебедь отлично видит, но очень плохо слышит, поэтому в случае опасности он может пострадать первым. Вот так и люди с ограниченными возможностями здоровья непременно сильны в чем-то. И хочется помочь им раскрыть эти таланты. Особенно важно это в детском возрасте.

Впрочем, мы работаем и для здоровых детей. Для них мы специально поставили русскоязычную версию спектакля «Волшебная флейта». Он прошел 60 раз, и каждый раз в зале сидели около 800 ребят. И меня настраивает на оптимистичный лад то, что я вижу интерес в детских глазах.

Конечно, мы, преследуя меркантильные цели, могли бы ориентироваться только на туристов – продавать им подороже «Лебединое озеро» и жить припеваючи. Но, с другой стороны, поднабрали бы мы за счет такой политики 50-100 млн. рублей в год, и что? Мне думается, что гораздо более важно давать эти спектакли по приемлемым ценам школьникам и студентам, но видеть переполненные залы и эти детские лица. В надежде на то, что не все, но очень многие придут еще, а потом еще и, в конце концов, уже не смогут не прийти.

В трагедиях виноваты все

– То есть вы чувствуете ответственность за это?

– Раньше многое отступало на второй план. Никто не думал о том, какую воду мы пьем, как охраняются леса и прочем. Сейчас мы все несем одинаковую ответ-ственность. Я думал об этом после трагедии в Беслане. Знал, что виноваты были, в первую очередь, руководители систем безопасности, потому что им надо было осознавать, какую опасность представляет такой чистый праздник, как первый день в школе.

Но когда произошла эта трагедия, я, во-первых, почувствовал свою беспомощность, потому что ничего не мог сделать, а во-вторых, вину. И я считал, что нас таких, здоровых, сильных, известных и при этом виноватых, было очень много. И мы были виноваты. Все, а не какие-то три милиционера на каком-то посту, которые пропустили террористов. Конечно, это было проявлением неосторожности. Но детей не вернуть. И если я буду думать, что у меня своя музыка, а остальное меня не касается, а какой-нибудь предприниматель – что у него свой бизнес, а остальное его не касается, то Россия далеко не пойдет.

– Вы напомнили о трагедии в Беслане, и в этой связи сразу вспомнились события в Южной Осетии. Не планируете ли вы выступить там на годовщину трагедии?

– Нет. Дело в том, что концерт, который мы давали в Южной Осетии, – это не был концерт-праздник. Это был концерт-реквием. Пострадали дети. Они две ночи просидели в страшных подвалах, где рвались гранаты.

Я осетин, и мне удалось поговорить с этими ребятами. Мама одной девочки мне рассказала, что ее дочь две ночи сидела рядом с трупом. Скажите, как заглянуть в эти детские глаза без чувства вины?

В таких случаях музыка приходит как выражение глубочайшего сопереживания. Нужно же как-то поддержать людей, когда слова излишни. Всегда думаешь, что прозвучит музыка, и больше не повторятся страшные трагедии. Но, как правило, ошибаешься…