«Не похожий на тебя, не похожий на меня…»

…только очень стеснительный и закрытый в своем обособленном мирке человек. Корреспонденту «Недели» стоило больших усилий разговорить 32-летнего мулата по имени Леонид. И, на минуточку, коренного… челнинца.

Француз малийского разлива

– Людей с таким, как у тебя, цветом кожи в Набережных Челнах нечасто встретишь. Кто ты по национальности?

– В паспорте я записан русским, как и мама. А вот по отцу я, скорее всего, малиец – то есть, сын представителя одного из этих африканских государств.

– Но по-русски ты говоришь более чем грамотно, к тому же без малейшего акцента!

– О, это длинная история. Все началось еще в 1960-х годах, когда Мали, едва получившей независимость, правил Модибо Кейта – глава партии «Суданский союз». Он установил тесные отношения с СССР и провозглашал целью внутренней политики построение социализма «с малийским лицом». Его идеи понравились моему отцу, и он захотел во что бы то ни стало посетить Советский Союз. А может, и остаться там навсегда.

Но напрямую это сделать было практически невозможно. Мали только-только избавилась от французского владычества. И в голове у отца родился дерзкий план: он украл деньги у какого-то заезжего «белого кошелька», а затем попросил политического убежища у… французских властей. Дескать, в родной стране меня притесняют по племенному признаку! А французам только этого и было нужно: им хотелось показать всему свету, что «истинные малийцы» не хотят жить в государстве, выбравшем социалистический путь.

В общем, сплошная политика. Но она помогла моему отцу перебраться во Францию, и даже получить более или менее приличное образование. Правда, ему приходилось и сосисками на улицах торговать, и бульвары подметать.

Зато со временем он стал классным фоторепортером. Его приняла на работу одна из оппозиционных газет. Она же и отправила его в качестве фотографа в Москву, на XXII летнюю Олимпиаду 1980-го. С аккредитацией проблем не было, ибо главный редактор этой французской газеты как-то охотился в лесу с самим Леонидом Брежневым и привел того в прекрасное расположение духа, не попав ни разу. Кстати, в честь Брежнева меня потом и назвали! Короче, хрустальная юношеская мечта моего будущего отца сбылась. В составе делегации французских спортсменов, под олимпийским флагом, а не под флагом собственной страны (ибо французы частично поддержали бойкот московской Олимпиады, инициированный США) он прибыл в Москву.

Вместо Лиона – Челны!

– И там встретился…

– Совершенно верно! Моя мама, Наталья Ивановна, трудилась в одном из московских НИИ, занималась проектированием каких-то защитных систем для гидроэлектростанций. Институт этот был на хорошем счету у правительства, постоянно выполнял и перевыполнял все планы. Вот и пришла разнарядка наградить шестерых особо отличившихся специалистов билетами на Олимпиаду.

Чуть ли не на первом выступлении французской сборной мама встретилась глазами с папой, который разглядывал трибуны через мощный объектив зеркального фотоаппарата. Расстояние было небольшим, пробежала какая-то искра… После соревнований им удалось увидеться вновь, обменяться парой фраз, назначить встречу…

Эти две недели для моей будущей мамы пролетели сладко, неповторимо и с грустью в преддверии скорого расставания. Красивый черный «француз» пообещал не только писать каждую неделю, но вскоре официально оформить брак и перевезти русскую жену к себе в Лион. Об этом она трещала на весь НИИ, вызывая зависть подруг. Но папаша мой быстро забыл приключения в Стране Советов; его окрутила какая-то американка, и через пару лет он переехал в Штаты навсегда. А маму выжили из института. Некоторое время она проживала у родителей, но когда родился я, решила «бежать от позора» на периферию. Как раз в Набережных Челнах нужны были специалисты ее профиля.

Затрещины от нянечки

– Как тебя приняли в Челнах?

– Продолжение истории – это вам не счастливый конец из старого фильма «Цирк» с Любовью Орловой! В детском саду со мной не только никто из детей дружить не хотел – даже нянечки и воспитатели от меня шарахались (может, преувеличиваю, но, по крайней мере, мне так казалось). Один раз я, доведенный до отчаяния, забился в самый узкий проход-тупичок, откуда меня никто не мог достать, и ревел там полдня, пока вечером за мной не пришла мама. В таком возрасте дети очень ярко воспринимают человека с другим цветом кожи. И они, в отличие от взрослых, не умеют еще сдерживать свои чувства. Впрочем, и некоторые взрослые тогда тоже не умели. Помню, затрещины, подзатыльники и толчки я получал от одной нянечки, у которой (как я понял гораздо позже) сына послали на войну в Афганистан. Ее в чем-то можно понять. Но какая связь между афганскими «духами» и ребенком от африканца?! Только смуглая кожа? Бред полнейший!.. Но затрещин хватало.

В свою очередь, мама на работе тоже ждала любого укола или «пинка из-за угла». Честь ей и хвала – она выстояла все испытания до конца. Доказала женщинам, что она им в работе дорогу перебегать не собирается и что ее рыбные пироги (по рецепту моей московской бабушки) – лучшие в Челнах!.. Так она и умерла два года назад – со счастливой улыбкой на лице, но с грустью в глазах.

«Полёты» – в мечтах и наяву

– Как проходили твои годы во время учебы в школе? Много негатива было?

– Практически никакого. Понимаете, в ранней молодости, в классе, скажем так, первом-пятом, ребята еще остро не осознают различия ни по национальному признаку, ни по цвету кожи. Например, в четвертом классе у меня были прекрасные отношения с девочкой-еврейкой, мы даже мечтали – когда станем взрослыми – полететь вместе к звездам. Ну, а потом…
В общем, после восьмого класса, именно из-за начавшихся гонений на меня, как на «непохожего», мне пришлось покинуть стены школы. Хотя в дневнике и в табеле были весьма неплохие оценки (особенно по химии, физике и литературе!). Мама – через свое начальство – договорилась о моем переводе сразу на второй курс местного ПТУ (теперь, по-моему, они называются техническими колледжами), на специальность слесаря механосборочных работ.

И – вы знаете! – первое место, где меня приняли ребята без всякого намека на расовую дискриминацию, оказалось именно тут! Никто не лез ко мне с докучливыми вопросами насчет происхождения; никто ни разу не попрекнул цветом кожи… Наоборот, девушки чуть ли не выстраивались в очередь, предлагая дружбу. А парни на переменах звали «за угол» покурить, поболтать «за жизнь».

Правда, потом, уже на производстве, мужики часто приглашали «посидеть» после работы. Им было интересно, сколько выпьет «эта черная обезьяна» за один раз. Даже фотоаппараты готовили… Но я-то черный только по цвету кожи! А в душе – русский. Вот ничего у них и не получилось: я не «склеился» даже после пяти стаканов. Теперь уважают.

– А местные скинхеды?..

– Вот что удивительно: подходили много раз, особенно, после футбольных матчей команды «КАМАЗ», фанатом которой я себя ощущаю по духу. И – ничего! Просто так, разговаривали. Они меня угощали пивом; я их – сигаретами. Это же нормальные ребята, если посмотреть на каждого по отдельности. Всем фанам дурят головы и «заряжают на бой» с другими, «непохожими, чуждыми» людьми, их лидеры. Которые от кого-то за подобное втихушку получают деньги, а сами боятся даже выйти на честный рукопашный бой tet-a-tet!

– То есть все стало складываться хорошо?

– Единственное, что я не могу никак понять: косые взгляды поздно вечером и жуткий хохот за спиной. Хорошо, что вахтовый автобус останавливается недалеко от моего дома. И продуктовый магазин тоже в двух шагах…

Я давно уже владею приемами самбо и каратэ, но, сами понимаете, для некоторых видов травматического оружия они – слабая защита. А я еще пока хочу жить. Хотя бы для того, чтобы понять причину этой расовой ненависти…

– Ты собираешься остаться в Челнах навсегда?

– Только, если меня искренне полюбит нормальная девушка. Какой бы национальности она не принадлежала. Мне все равно. Вместе, вдвоем, мы, думаю, сможем противостоять этому жестокому миру!

Если ничего так и не получится, возможно, найду-таки через Интернет контакт с отцом. И, если он поможет на первых порах, уеду в Америку…