«Не жалейте нас, инвалидов!»

Олеся Захарова – очень занятой человек. Она ведет оживленную переписку, часами на чистом английском беседует с коллегами из Евросоюза, участвует в семинарах и тренингах, занимается научной работой. В свои молодые годы она вполне состоялась и можно было бы сказать, что твердо стоит на своих ногах… Но, увы, Олеся не стоит. Врожденный недуг навсегда приковал ее к инвалидной коляске. «Но как же она всего добилась?!» — поразится читатель. Историей преодоления и размышлениями о судьбе российских инвалидов Олеся поделилась с журналистами, побывав в гостях у «Челнинской недели».

Английский как божья кара…

– Олеся, отучившись в школе, вы взяли планку, о которой большинство инвалидов детства даже не помышляет, – поступили в вуз на один из самых престижных факультетов. Как вам далось это решение?

– Да другого, собственно, и быть не могло для человека в моем положении. Что бы я делала дома? Ничего. Я не говорю, что сидела бы без денег, – вовсе нет. Государство платит инвалидам пенсию. Но нельзя же всю жизнь сидеть сложа руки! Надо чем-то заниматься. Когда я заканчивала школу и думала о будущей профессии, выбирала такую, которая бы гарантированно обеспечила меня работой на дому. Остановилась на иностранном языке, хотя в школе терпеть его не могла, честно! Когда приходил учитель (у меня была домашняя форма обучения), думала: господи, да за что же эта божья кара на меня снизошла?! Только в старших классах я поняла, что именно английский даст мне дорогу в жизнь. Пришлось его полюбить.

– Вы были единственной студенткой-инвалидом в своем потоке?

– Да. На инязе я была первой «колясочницей». Вспоминаю свой курс с нежностью: всей группой мы «кипели в одном котле» и очень подружились. Четыре раза в год по две недели шли сессии на «заочке». В это время отец так «подгадывал» на работе, чтобы возить меня в Елабугу каждый день.

– Олеся, скажите честно: преподаватели делали поблажки?

– Знаете, за что я им благодарна, так это за то, что не делали. Приведу один случай. На третьем курсе я решила сдать досрочно один из предметов. Спрашиваю преподавателя: «На каком языке будет экзамен?» Тот, не моргнув глазом, отвечает: «На английском». Я перевела все билеты, подготовилась, сдала. Через несколько месяцев моя группа «оттарабанила» экзамен на русском. Я была в бешенстве!

…и часть профессии

– Получается, язык, который вы в детстве так ненавидели, довел вас до Евросоюза?

– Именно так. После ЕГПУ я сначала занималась репетиторством и частными заказами. Кстати, мои клиенты часто переходили в разряд моих близких друзей. А в прошлом году случайно наткнулась в Интернете на сайт, где рассказывалось о деятельности Евросоюза в ПФО. Дело в том, что эта организация всерьез озабочена положением инвалидов в России и, чтобы они ощущали себя полноправными членами общества, открывает для них специализированные учреждения в городах Приволжья. Проект ЕС затрагивает и Набережные Челны.

Я оставила на сайте письмо, в котором поделилась некоторыми предложениями, и в тот же день получила ответ от руководителя. Так началось мое знакомство с экспертами Евросоюза. Первая встреча с представительницей ЕС в нашем городе была в сентябре. Сначала мы просто общались на английском, потом на тренинге я делала доклад «Проблемы инвалидов глазами самих инвалидов». А потом мне предложили работу…

– Какую?

– 20 июня в рамках проекта ЕС у нас откроется Модельный реабилитационный центр для инвалидов. В части спецоборудования его профинансировал Евросоюз, все остальное – Министерство соцзащиты и городской бюджет. Получилось, от ЕС – инициатива и бонус 10% стоимости проекта, от города и республики – реализация идеи и 90% затрат. Я же работаю специалистом по информационным технологиям в комплексе «Изгелек», при котором создается Модельный центр.

У нас психология иждивенцев

– Олеся, вы говорите, готовили работу «Проблемы инвалидов глазами самих инвалидов». Какие они, эти проблемы?

– Я писала, что между обществом и людьми с ограниченными возможностями здоровья стоит стена, каждый кирпичик которой представляет определенную проблему: экономическую, психологическую и так далее. Что же касается главной из них, – это, на мой взгляд, нежелание самих инвалидов интегрироваться в общество. Парадоксально, но факт.

– Почему?

– А это очень удобно. Может, это прозвучит жестоко, но у многих из нас – иждивенческая психология: от тебя ничего не требуют – и ты ни за что не отвечаешь. У российских инвалидов нет прав, но нет и обязанностей! Взять трудоустройство: это же работа по графику, нагрузка, где-то – преодоление себя, а наши инвалиды приучены с детства: пенсию платят – можно не утруждаться. Так проживешь. Проблема в инертности.

В развитых странах инвалиды, не в пример нашим, активны. Они, как это говорится на английском, visible – заметны. Куда бы ты ни пошел – в кафе, театр, любую фирму, – везде повстречаешь колясочников. Не потому что их много – просто они на виду. В Европе даже пенсии по инвалидности как таковой нет! Ограничение трудоспособности идет в процентах. Если человек совершенно нетрудоспособен, ему, конечно, платят, но чем ниже процент нетрудоспособности, тем ниже сумма, которую инвалид получает. Если же это 50% и меньше, государство не платит ничего: человек должен работать – не физически, так умственно. Его обучают и трудоустраивают.
– Вы считаете, это правильно?
– Абсолютно правильно. Может, поначалу придется потратиться, чтобы обеспечить инвалида тем же компьютером, но он будет трудиться и приносить пользу. Почувствует, что от него не отделываются жалким пособием, а платят заработанные деньги. С другой стороны, это послужило бы толчком и для самих инвалидов: хочешь жить – умей вертеться! Каждый из нас может и должен быть полезен обществу, как бы высокопарно это ни звучало. А мы в большинстве своем пока прячемся в своих каморках. Может, и вышли бы, но для этого нет никаких условий, и это проблема номер два. Единственное в нашем городе место, которое соответствует ГОСТам по созданию доступности среды, – Ледовый дворец.

Залетаю я как-то на метле…

– Недавно на благотворительном форуме в Нижнекамске местный инвалид Павел Буханов читал стихи, и лейтмотивом в них проходило: «Не жалейте нас!»…

– Совершенно согласна. Неправильно, когда отношение к людям с ограниченными возможностями здоровья строится на жалости. К нам относятся так, как мы сами этого хотим, и, глубоко убеждена, каждый, в том числе и инвалид, может поставить себя, чтобы его уважали. Мне, например, часто приходится разговаривать с людьми самых разных чинов и званий, но ни разу я не почувствовала, что мне делают скидку на инвалидность или разговаривают, как с богом обиженной.

– Поделитесь опытом взаимодействия: до кого сложнее всего достучаться?

– Лично мне – до милиции. Вот вам пример. У нас во дворе – несанкционированная стоянка. 40 машин. Жить невозможно. Звоню участковому – тот говорит: «Тебе мешает – ты и борись!» Кстати, он единственный, кто заявил: «Тебе, инвалиду, делать нечего – вот и привязываешься». Ну и куда после этого обращаться? Правда, один раз я добилась справедливости. В нашем микрорайоне очень плохо работал участковый. Сколько ни жаловались жильцы – без толку! И вот «залетаю я как-то на метле» в УВД, пытаюсь попасть к Хусниеву – не принимает. Но я сказала: «У меня нет возможности каждый раз ездить сюда и ждать приема. Не уйду, пока не поговорю с начальством». Ко мне вышел зам. Через две недели участкового уволили.
С коммунальщиками у меня была война. Шел ноябрь, а мы сидели без тепла, с потолка чуть ли не сосульки свисали! Когда я позвонила с жалобой, мне безапелляционно заявили: «Вы с ума сошли! Ваш дом давно подключен!» Пришлось объявить голодовку прямо в помещении ЖЭКа. После этого в нашем доме заменили все трубы, и вот уже четыре года мы живем в тепле.

Если бы я стала мэром…

– Олеся, представьте, что вы – мэр города. Что бы вы сделали в первую очередь?

– Если бы я стала мэром… я бы направила все свои усилия на то, чтобы заставить людей соблюдать закон. Корень всех наших зол – в элементарном нежелании следовать его букве. Как это ни странно, но беззаконие у нас начинается с… прокуратуры. Взять, например, закон о «О социальной защите инвалидов», принятый в 1995 году. Не соблюдается ни одна из его статей! В частности, 16-я, где написан свод правил для каждого учреждения по созданию доступности среды. На днях я получила письмо из Генпрокуратуры РТ. Там черным по белому написано: в Набережночелнинской прокуратуре доступность среды обеспечена. Ну и где она? Пандус не соответствует СНИПам, ни перил, ни поручней, ни эскалаторов – ничего нет. Запишись я на прием к следователю, который сидит, предположим, на третьем этаже, я к нему не попаду. Я не попаду даже к дежурному прокурору на первом этаже, потому что проходная сделана без учета прав инвалидов. Так чего же я могу требовать от прокуратуры, если в самой этой конторе не соблюдается закон?!

Чтобы по-настоящему

– 2007-й объявлен Годом благотворительности в Республике Татарстан. Как вы относитесь к такой инициативе?

– Поначалу, признаюсь, она не пришлась мне по душе. Ну как это? С 1 января все в добровольно-принудительном порядке стали милосердными? А что будет, когда акция закончится? С другой стороны, мне кажется, в этот год должны быть заложены основы мероприятий, которые «перекочуют» на все последующие годы и станут традиционными. Тогда, может быть, что-то изменится в нашем сознании, и ярмарки в пользу детдомов будут проводиться не по приказу свыше, а по зову сердца. И люди по доброй воле, а не по принуждению станут перечислять однодневный заработок в благотворительный фонд. Хотелось бы, чтобы все было по-настоящему.

Татьяна ГИМАТДИНОВА.