По опросу журнала «Советский экран», фильм «Мы из джаза» был назван лучшим фильмом 1983 года. А ведь он должен был называться совсем по-другому и рассказывать зрителям совсем о другом…
Утёсов джаз не играл!
Финал этой киноленты предполагался несколько иной. Режиссер и сценарист придумали, что джаз-банда, когда их уже везде запретили, решила устроить джаз-десант. В Военно-воздушной академии справляли юбилей. Музыканты должны были спускаться на парашютах прямо на площадку и сходу начинать играть. Но пилот самолета, которого должен был играть Бурков, «скинул» джазменов далеко от Москвы, в чисто поле. И вот грустные, несчастные, они идут по поляне и вдруг – без инструментов, на губах – начинают играть джаз… Однако этот смешной финал худсовет «зарубил».
Да и весь фильм, в принципе, задумывался совсем о другом. Первоначально музыкальную комедию режиссер Карен Шахназаров хотел снять о молодом Леониде Утесове. Седьмой ребенок в семье, он обучался в коммерческом училище, однако больше внимания уделял вечерним занятиям в оркестре щипковых инструментов и воскресным репетициям в драматическом кружке. В начале 1920-х Утесов вместе с Дунаевским создал «Труппу муз-комедии», а потом и «Теа-джаз». Когда в Союзе начались гонения на джазистов, оркестр Утесова распался. Леонид Осипович занялся шансоном.
– Со своим постоянным соавтором Александром Бородянским мы позвонили Утесову, – вспоминал Карен Шахназаров. – Леонид Осипович сказал, как отрезал: «Да не было у нас никакого джаза. И нечего про это фильм снимать». Когда начали разбираться – поняли, что Утесов к самому джазу не имел никакого отношения. Он вообще не был музыкантом. Певцом и артистом замечательным – да. Но когда Леонид Осипович дирижировал оркестром, это была имитация, он вообще не знал нот!
15 вариантов сценария…
Новый сценарий, как и образ главного героя фильма «Мы из джаза» Кости Иванова, во многом сложился благодаря пионеру российского джаза Александру Варламову. Согласно легенде знаменитый джазмен пострадал в годы репрессий после выпуска пластинки с записью фокстрота под названием «Иосиф».
На реальных историях, рассказанных Варламовым, Карен Шахназаров и Александр Бородянский построили свою картину. Чтобы понять дух той эпохи, они встречались и с эстрадниками того времени – Мироновой и Менакером (родителями Андрея Миронова).
– Над сценарием мы работали целый год, – вспоминал режиссер. – Написали вариантов 15, каждый из них у нас худсовет долго не принимал. Ведь цензура в те времена была не только идеологической, но и просто глупой.
У картины было рабочее название – «Оркестр-переполох», ведь именно так дословно переводится словосочетание «jаzz-band». Но оно почему-то не прижилось. Потом кто-то из редакторов предложил более звучное название «Мы из джаза», оно и закрепилось.
Как сложился коллектив
Роль руководителя джаз-банда Кости Иванова могла достаться Дмитрию Харатьяну. Обаятельный артист уже был практически утвержден на роль, как вдруг в поле зрения режиссера Карена Шахназарова попал выпускник Ленинградского института театра, музыки и кинематографии Игорь Скляр… Молодой актер успел к тому времени дебютировать в музыкальном фильме режиссера Николая Ковальского «Только в мюзик-холле».
Трио «свободных музыкантов» тоже сложилось не сразу. На роль разбитного Степана пробовались Николай Еременко и Леонид Ярмольник. А молодой режиссер остановил свой выбор на мало тогда известном, но очень органичном актере Александре Панкратове-Черном.
Николай Аверюшкин попал на роль барабанщика Жоры благодаря своей сокурснице по Музыкальному училищу им. Октябрьской революции.
– У нас шел дипломный спектакль, и девочка, с которой мы играли, сообщила, что на нее сегодня придет посмотреть режиссер музыкальной комедии, – вспоминал Аверюшкин. – После финальной сцены Карен Шахназаров подошел ко мне… Режиссер хотел попробовать меня на роль ответственного работника Ассоциации пролетарских музыкантов Самсонова, которого сыграл впоследствии Леонид Куравлев. Но на студии он неожиданно спросил меня: «Ты на барабанах умеешь играть?» Я, не задумываясь, выпалил: «Конечно, умею!», хотя до этого ни разу в жизни не держал в руках барабанные палочки. Главное было ввязаться… Роль Жоры я получил 26 августа – в день своего рождения, когда мне исполнилось 26 лет.
На роль «саксофониста императорского двора Ивана Бавурина» был утвержден характерный актер, виртуозный исполнитель чиновников и ответственных партработников, Петр Щербаков. Для него эта роль много значила – впервые после долгих лет актер играл одного из главных героев.
Минимум денег – максимум экспромта
Картина считалась «сложнопостановочной», а денег на фильм было выделено с гулькин нос. Съемочной группе пришлось экономить на всем.
– Мало кто знает, почему в начальной сцене фильма, когда я расклеиваю афиши, у меня прыгающая походка, – говорил Игорь Скляр. – Дело в том, что реквизиторы смогли найти мне ботинки той эпохи только на три размера больше. Брюки, которые мне были коротки, сняли с нашего шофера.
Коллектив был молодой, творческий. Нередко актеры на съемках становились соавторами режиссера.
– После отснятой сцены в Зеленом театре у нас оставался небольшой кусок пленки, – вспоминал Николай Аверюшкин. – Я сидел за ударной установкой, которая, кроме барабанов, включала в себя гудки, клаксон, погремушки, звонки, медные тарелки, трещотки и пищалки. Внезапно у меня с грохотом свалилась на сцену медная тарелка… Команды «стоп» не последовало, оператор продолжал снимать. Я, почувствовав развитие сюжета, схватил рельефные палки для стирки белья, выполняющие роль трещотки, и принялся сначала неистово стучать ими по барабану, а потом и вовсе громить все, что было под рукой… Увлекся, так сказать, шумовыми эффектами. Так кусок пленки, который должен был уйти «в корзину», вошел в картину.
Прекрасно импровизировал и Евгений Евстигнеев, играя в фильме Папу, вора в законе, у которого было мало слабостей, но одна из них – джаз. В сцене банкета в ресторане «Парадиз», где отмечалось 50-летие «трудовой деятельности» Папы, прямо в момент съемок, под музыку, неожиданно для всех артист начал «играть» в такт вилкой и ножом на обеденных тарелках. Режиссер сказал: «Прекрасно, давайте так все и оставим».
И смех, и грех, и полнота!
Натуру снимали в Одессе, и курьезы на съемках случались постоянно. Сцену, где «свободные музыканты» Степан и Жора, играя на улице песню «А ну-ка, убери свой чемоданчик…», снимали несколько дублей подряд. Александр Панкратов-Черный каждый раз методично обходил прохожих со шляпой и кричал «Граждане одесситы, многоуважаемая публика! Ссудите, кто сколько может, скромным труженикам массовой культуры». Одна колоритная одесситка, идущая с базара с ведром, подошла к артисту и поинтересовалась, сколько ему удалось собрать денег. Александр вывалил мелочь – 27 реквизиторских копеек. Возмущенная дама завопила на всю улицу: «Товарищи одесситы, не будьте же кацапами, дайте человеку три рубля!».
Негритянку должна была сыграть талантливая певица Лариса Долина. Помимо того, что она прекрасно пела джаз, Карену Шахназарову показалось, что Ларису будет несложно загримировать под мулатку. По задумке режиссера, Клементина Фернандес должна была отличаться круглыми формами. Лариса Долина в то время была на пятом месяце беременности. Врачи рекомендовали ей постельный режим. И, на радость Карену Георгиевичу, певица полнела день ото дня. На съемки из родильного дома, где она лежала на сохранении, ее забирал лично Шахназаров по письму, подписанному у главврача, и в тот же день, вечером, привозил назад.
О фильме заговорили еще во время технических просмотров на «Мосфильме». Такие просмотры обычно проходят при пустом зале. В полной тишине съемочная группа отслеживает, как «легла» фонограмма. На этой картине всегда собирался полный зал. Звукорежиссер предупреждал: «Одно слово – всех из зала выгоню». Присутствующие, смотря фильм, смеялись, зажав рот двумя руками. На широком экране картину ждал оглушительный успех – и зрительский, и фестивальный. В прокате его посмотрели 17,5 млн. зрителей. Картину купили 26 стран.