ВЛАДИМИР ШАРПАТОВ: «МЫ ОЧЕНЬ НУЖНЫ БЫЛИ ТАЛИБАМ»

– Владимир Ильич, давайте начнем с оценки фильма. Что вам понравилось, а что создателям фильма, на ваш взгляд, не удалось?

– События, которые происходили в течение года, авторы картины попытались «упаковать» в час сорок – это задача, сами понимаете, сложная. Конечно, ряд событий съемочная группа показала по-своему, есть какая-то доля вымысла, но мне особенно не понравилась ненормативная лексика, которая звучит в начале фильма из уст второго пилота (Владимир Машков – С.К.). Я сам матом не ругаюсь, и когда в жизни или с экрана слышу подобное, мне это режет слух.

Еще один ляп присутствует в эпизоде, когда речь идет о патронах как гуманитарном грузе, но в целом фильм хороший. Конечно, ни один из членов нашего экипажа в этой картине себя не узнает – герои фильма очень сильно отличаются от нас. Но артисты справились с ролями замечательно! Балуев, конечно, не такой, каким был я, но артист он хороший, а его образ – это уже мнение режиссера.

– Но сдержанность героя Балуева верно подходит к образу?

– Конечно! А другим командиру экипажу и нельзя быть!

– Вы ожидали, что кто-то из кинематографистов возьмется за воплощение истории вашего афганского плена на экране?

– Нет, не ожидал, хотя спустя год после нашего побега за такой фильм хотел взяться Карен Шахназаров. Он пригласил нас с экипажем в Москву, но денег тогда на съемку картины не нашел. Но зато в то время о нас сняли документальные фильмы, где очень хорошо и правдиво была отображена наша история.

– А как началось ваше знакомство со съемочной группой «Кандагара»?

– Режиссер «Кандагара» Андрей Кавун приезжал ко мне в Тюмень – три дня мы с ним беседовали, он многое записывал, чертил, кроме того, я дал ему ксерокопию своих дневников того года. После нашей встречи Кавун около года писал сценарий, разбирался с моими каракулями в дневниках, нашел деньги на фильм и стал снимать. Съемки проходили в Марокко – об этом я узнал из прессы, а через четыре месяца меня пригласили в Москву, где на одной из киностудий изготовили кабину самолета.

Две недели я жил в столице – консультировал съемочную группу, как должен действовать экипаж, как управлять оборудованием кабины, какие даются команды экипажу – в общем, давал профессиональные советы. А 21 ноября 2007 года съемки были окончены.

Конечно, мне показали сценарий, я сделал свои замечания, но Кавун сказал, что в итоге все будет хорошо, и он ни от чего не отступил. Хотя заметил, что в его режиссерской практике никто ему столько замечаний не делал!

Вот такие полеты!

– До 1995 года вам доводилось бывать в Афганистане?

– Ни разу. 14 июня 1995 года мы были направлены в Эмираты – мой экипаж только что переучился для управления этим типом самолета, а второй пилот вообще ни разу не был за границей. Из Эмиратов мы летали в Кандагар, Кабул, Баграм, а груз с патронами везли из Албании. Это был третий полет и фактически конец командировки, нам сказали: «Слетаете и пойдете в отпуск», – то есть полетим на базу в Казань.

– Не опасно было лететь в страну, где вовсю полыхала гражданская война?

– Вся беда в том, что когда нас отправляли в командировку, мы, члены экипажа, ничего не знали о положении дел в Афганистане. После вывода советских войск российские СМИ вообще потеряли интерес к этой стране, а до меня доходила лишь скудная информация о том, что в Афганистане есть какие-то талибы, что в переводе на русский означает «студенты». Я задавался вопросом: «Это что, такие же студенты, как у нас?» и понятия не имел, что там идет гражданская война, что талибы захватили больше половины Афганистана, что это реально организованная сила. И в таких условиях мы летали!

А что касается опасений… Когда я работал в «Тюменских авиалиниях», в ночь с 16 на 17 января 1991 года началась знаменитая операция «Буря в пустыне» – мы летели в Каир, а все небо кишело самолетами! Только когда прибыли в Египет, нам сказали, что мы летели из зоны, где началась война против Ирака, точнее, операция по освобождению Кувейта.

После этого я доставлял из Франции в Ирак танки, полевые госпитали, аммуницию, а в 1992 году сделал два рейса в столицу Сьерра-Леоне Фритаун – нас там пару раз держали по две недели, потому что у правительства не было денег для заправки нашего самолета. А в это время в 17 км от Фритауна стояли войска либерийского диктатора Тэйлора, которые могли захватить город, и нас, как пособников их врага, расстреляли бы. Летал и в Йемен – в документах на груз писалось, что это охотничьи ружья, но почему-то разгружали груз военные, и через две недели после нашего отлета началась война севера Йемена с югом страны. Вот такие были полеты!

А патроны, которые мы везли в Афганистан, это просто семечки после тех полетов и тех грузов, которые приходилось возить до этого! Экипажу я долго про это не рассказывал, но хотя бы теперь пусть знают. В плену они упрекали меня в неосторожности: «Ты же видел! Почему не отказался от полета?». Но ведь они тоже это видели!

Нас ждали…

– Почему талибы держали вас в плену так долго? Неужели тот же выкуп никто не предлагал?

– Выкуп им предлагали – целых два миллиона долларов. Посадку нам «организовал» благодаря своим шпионам Пакистан – нас, что и говорить, ждали… Какие цели они преследовали? Во-первых, они «на халяву» приобрели 34 миллиона штук патронов. Во-вторых, хотели показать, что Россия снова воюет против Афганистана. В-третьих, убедили население в своей силе – тогда воевать многие не очень хотели, а после нашего пленения к ним пришло много добровольцев. До этого правительственные войска Раббани активно бомбили аэропорт Кандагара, но после того, как там появился наш самолет, бомбежки прекратились, и тем самым талибы себя еще и обезопасили.

Талибов до этого вообще никто не знал, а тут стали приезжать делегации и из европейских, и из арабских стран, то есть благодаря ситуации с нами они получили известность. Кроме того, они устроили проверку нашей стране: что она может предпринять в ответ на их дерзкие действия? Россия ничего не предприняла, поэтому талибы каждый раз выдвигали новые условия. Они, как говорится, проверили на вшивость и ООН: дважды было принято решение Совета Безопасности ООН с предложением освободить экипаж, но талибы проигнорировали и его, и Совет Безопасности никаких мер не предпринял. Понимаете, если бы у нас груз был незаконный, то Совбез ООН за контрабандистов заступаться бы не стал. Кроме того, талибы заявили: если Россия будет помогать правительству Раббани, то мы экипаж прикончим, а самолет взорвем. Мы им очень были нужны!

Спасибо Шаймиеву

– Что доводилось слышать о талибах от рядовых афганцев?

– Еще до плена, когда мы познакомились с афганскими летчиками, разгружавшими наш состав, они говорили очень осторожно: «Когда ваши войска были здесь, мы жили лучше». А уже в плену, когда нас привезли на аэродром, один мужчина из прислуги шептал мне на ухо: «Талиб – басмач!»

– А с кем из влиятельных афганцев удавалось пообщаться?

– В апреле 1996 года у нас сменился начальник тюрьмы – им стал мулла Сулейман. Он очень долго проводил с нами беседы, прежде всего агитировал за то, чтобы мы приняли ислам, обвинял нас в том, что мы вообще сюда летали. Он оказался более мягким, чем предыдущий – Алихан, но к тому же и менее бдительным. Алихан-то был полевым командиром, который воевал против нас!

– Кстати, вам тогда не казалось, что государство в лице его первых лиц беспокоится о вас гораздо меньше, а что больше всех переживают только ваши родные?

– За нас многие переживали, но я с большой благодарностью вспоминаю ту заботу, которую проявлял о нас Минтимер Шаймиев – он направил к нам Тимура Акулова, который постоянно вел с талибами переговоры. Ему было сложно, потому что талибы каждый раз выдвигали какие-то новые условия, при этом высказывали угрозы в наш адрес. А ведь они запросто могли расправиться и с ним, поскольку никаких дипломатических гарантий не признавали. Помните ведь, что при захвате Кабула талибы захватили здание миссии ООН и расправились с президентом Наджибуллой, повесив потом его в центре города вверх ногами…

Кстати, именно Минтимер Шаймиев обеспечил нас спутниковой связью, по которой мы смогли созвониться с родными, и это, конечно, дало нам какое-то облегчение на некоторое время. Вообще, нам очень здорово помогла забота и доброта Шаймиева. Разумеется, после возвращения домой нам сообщили, что нас ждет Ельцин, но мы сказали, что полетим домой и никакого президента нам не надо!