Cтанция нашей жизни

В ноябре 2013 года «сердцу города» исполнилось 42 года. «Что это?» – спросят неискушенные в истории города челнинцы. Фигурально выражаясь, сердце –
это что-то горячее, необходимое, дающее жизнь.В Набережных Челнах этот орган – конечно, ТЭЦ. Единственный для города источник тепла и света.
 

«Как отметить яркий юбилей на страницах нашего издания? И как рассказать читателям о рождении предприятия, чрезвычайно важного для каждого из нас, но вместе с тем столь неизвестного для широкой публики?» – призадумались мы и решили, что, наверное, лучше всего это сделают первопроходцы. Их-то и собрала «Неделя» за свой «круглый стол».

 

 

По образу и подобию Тольяттинской ТЭЦ

 

Ирек Хадеев, второй директор Набережночелнинской ТЭЦ с 1977 по 1988 год.

– Приглашение на Набережночелнинскую ТЭЦ я получил в январе 1970 года. Когда узнал, что это заводская станция, сначала отказал (хотел работать только в энергетике). Однако в августе мы вновь встретились с первым директором, Львом Михайловичем Островским, и он сообщил, что ТЭЦ – уже в составе «Тат-энерго». Оказывается, сначала директор «КАМАЗа» Лев Васильев не хотел ее отдавать, но передумал: мол, не нужна нам лишняя головная боль.

 

И вот с 1 октября 1970 года я начал работать здесь начальником электроцеха. Тогда на ТЭЦ начались первые запуски оборудования – до этого все ведь было временное. В городе пошло строительство домов, стали вводить корпуса заводов – короче, нужно было уже обеспечивать первые объекты теплом. А львовские проектировщики никак не успевали! Состоялось совещание, на котором один из них предложил взять за основу проект ТЭЦ «АвтоВАЗа». Что делать, дали мы согласие, и вся документация у нас была один к одному с вазовской. Только печати стояли «ТЭЦ «КАМАЗа». Уже тогда вместе с главным инженером Севастьяновым мы стали проводить первые мероприятия по обеспечению надежности электростанции.

Вскоре на ТЭЦ создали партийную организацию, и меня выдвинули секретарем парткома. Я – к Островскому: «Лев Михайлович, как же так? Начальника цеха вы просите назначить на такую ответственную должность!» Представляете, ведь это нужно было бросить все дела цеха и заниматься партийными. Тогда секретарем избрали завскладом, а я в его замы пошел. Позднее пригласили меня в горком. А я переодеться даже не успел: как был в резиновых сапогах, телогрейке – так и зашел. Стою в кабинете, а с сапог вода стекает… Так меня и утвердили в должности директора ТЭЦ.

Надо сказать, поначалу отношения горкома партии с ТЭЦ были прохладные. Но так как я был выдвиженцем Беляева, то мог в любое время зайти к нему или ко второму секретарю Валерию Стекольщикову и обсудить какие-то вопросы. Вспоминается, как город и «КАМАЗ» не могли поделить тепло. Запустили РИЗ, дома в Новом городе, теплица совхоза «Весенний» работала, заводские корпуса росли не по дням, а по часам – и тепла на всех не хватало. В горкоме я настаивал: «Тепло должно быть в городе: там детсады, больницы, школы. Ниже 23 градусов мы давать не имеем права! Есть постановление ЦК. А заводским цехам достаточно и 16 градусов: там же работают физически!» Но разве им что докажешь? Город тянул одеяло на себя, «КАМАЗ» – на себя. Тяжелый был период…

Тем временем к нам устраивался народ. В те годы на станции работали 1100 человек, плюс порядка 800-900 привлеченных на ремонтные работы. Жилье было нужно, детсады – а… нету. Мы строили сами, благо, генеральный директор «КАМАЗа» давал нам проектную документацию. Помню, приехали к нам специалисты с Волгоградской ТЭЦ, проработали три месяца и… получили квартиры! Они были просто потрясены! Уехали за вещами, а вернувшись, привезли с собой еще 30 специалистов! Максимальное ожидание в очереди составляло три года.

Конечно, находились и такие, кто, получив квартиру, тут же увольнялся. Но все-таки основной костяк мы собрали. Это были опытные специалисты – машинисты котлов, турбин, химики с Тольяттинской, Новокуйбышевской, Волжской, Волгоградской ТЭЦ. А вот линейный персонал я старался брать из сел: деревенские – люди порядочные, честные. Жилье им дал – они создают семьи, оседают… Самым же знаменательным событием для коллектива ТЭЦ было открытие детсада №86 на 530 мест в 1984 году.

В 1988-м я перешел работать на Нижнекамскую ГЭС. Прошло столько времени с той поры! Какие изменения? Турбину и котел изменить, конечно, нельзя. Но первое, что бросается в глаза, – кабинеты европейского образца. В бытность главного инженера Васильева здесь много сделано по автоматизации, внедрены компьютерные технологии. Нынешнее руководство «Татэнерго» не жалеет средств на рекон-струкцию и модернизацию оборудования станции.

 

Социальная жизнь
была нашей отдушиной

 

Александр Тучин, бывший заместитель директора Набережночелнинской ТЭЦ:

 

– В июле 1972 года я пришел сюда пешком – устраиваться на работу турбинистом, но турбинисты тогда были не нужны. Предложили мне пойти на котловагоны, но я отказался: я ведь к тому времени отработал пять лет на Кировской ТЭЦ-4 и был уважаемым человеком. А в 1973-м мне пришел официальный вызов с Набережночелнинской ТЭЦ, где было написано, что в течение года мне выделят квартиру и место в детском саду для ребенка.

Турбинный цех организовался в 1973 году, и большинство начальников смен – настоящих «зубров»! – приехали к этому времени. Все были талантливые и опытные специалисты. Но самое яркое впечатление у меня оставил Гавронский: это был настолько интересный и в то же время интересующийся всем человек! Щедро делился своими идеями. Подходит, например, к обходчику: «Хочешь рацпредложение?» – «Хочу!» Гавронский отведет его в сторонку, расскажет, все объяснит – и готово!

Еще яркие воспоминания оставил у меня начальник котлотурбинного цеха Семен Коган. Очень яркая личность. Он был евреем, и это сказывалось на его характере: Коган был страшно дотошным. Подливку лап турбин он курировал лично: присутствовал, щупом проверял… Один раз вызывает он меня: «Звонили с «КАМАЗа». Надо принять промывку теплотрассы. Но… Знаешь… Тебе будут предлагать деньги, чтобы ты подписал бумагу. Не вздумай поддаться!» Вот какие люди у нас работали! Благодаря ему и еще нескольким специалистам у нас был очень мощный турбинный цех.

В это же время бурно развивалась социальная сфера: появились и бассейн, и спортзал, зарождалась спортивная жизнь станции. Мы впервые стали договариваться с ЗайГРЭС о матче между командами наших предприятий по волейболу. Участвовали в городских мероприятиях. Поначалу нашу команду не пускали, и мы выступали от «КАМАЗа» – и выигрывали у «зубров»! Тогда же появилась и художественная самодеятельность.

Как бы ни было сложно на производстве, социальная жизнь была нашей отдушиной, благодаря которой работники могли проявить свои таланты. В химцехе, например, работала Рамиля Галямова – с голосом оперной певицы! Настоящая прима! Тогда мы задали высокую планку – и теперь нынешние работники стараются ее держать. У нас и сейчас есть уникальные таланты.

В 1990 году 12 подразделений выступали у нас со своей собственной концертной программой. Все знали: коллектив ТЭЦ может выступать 10 часов подряд и не повторит ни одного номера! Однажды сразу восемь цехов станции поставили спектакли. Только представьте: ведь это значило, что люди от станков взялись за серьезные театральные постановки! Даже подсобные рабочие участвовали. И костюмы тех времен подобрали! Зал был забит до отказа – и наши играли так, что мы ими гордились. Интересно, что цех, показавший на станционном конкурсе одну из самых слабых постановок,
на городском занял призовое место!

В 1986 году мне предложили стать председателем профкома. Это изменило мою судьбу. Семь лет проработал, дважды переизбирался. В сложные, голодные годы пришлось покрутиться: открыли магазин, доставали продовольствие, получали «тюклинки». Но на ТЭЦ не было ни забастовок, ни бузы. Мы продолжали спокойно работать.

В 1999 году к моменту, когда Ильшат Фардиев возглавил «Татэнерго» и приехал к нам, мы уже девять месяцев жили без зарплаты. Первое, чем он нас поразил, – что едва вступив в должность, блестяще обрисовал нам положение в системе. Продемонстрировал, что уже в курсе всех наших проблем. Коллектив же во время этой встречи ни разу не поднял вопроса
о зарплате.

 

Приехала в сарафане, а вокруг народ в фуфайках!

 

Василя Попудренко, заместитель председателя совета ветеранов Набережночелнинской ТЭЦ:

 

– Я прилетела в Набережные Челны 16 сентября 1971 года на самолете Ан-2. Помню, приземлились, ночь кромешная, дождь идет. Куда направиться – не знаем. Нам сказали: мол, шагайте через речку в пос. ГЭС. Там располагались гостиницы-«одноночки». Как сейчас помню: двухъярусные кровати, черные матрасы, черные наволочки… В семь утра нас разбудили и выпроводили, и мы полтора часа ехали на автобусе до будущего места работы. Ужас! Вся земля вокруг изрыта-перекопана, а по ней проложена бетонка! Нет-нет да и сползал наш старенький КАВЗ в землю. Мы выходили, выталкивали его и продолжали путь. Так и добрались до ТЭЦ… Хотя ТЭЦ – громко сказано. Взорам нашим предстал… деревянный барак – «Дирекция ТЭЦ «КАМАЗа».

 

Я вообще-то приехала по приглашению из Киргизии на должность начальника смены химцеха: сарафанчик, босоножки, коса до пят, а вокруг народ в фуфайках… Лев Михайлович Островский и Константин Александрович Севастьянов встретили, как родную: «Мы вас так долго ждали!» Собрали экстренное заседание профкома, чтобы выдать мне… сапоги! Очередь на них была не меньше, чем на квартиру. После этого и заселилась я в металлический неотапливаемый вагончик с двухъярусными кроватями. А осень, как на грех, выдалась холодная, дождливая…

Химцех был одним из первых на ТЭЦ. Там трудились люди, которые стояли у истоков станции, среди них мой первый начальник – Юрий Иванович Дыкин. В мои 20 с небольшим лет меня сразу поставили обучать персонал, и, конечно, я поначалу робела, ведь передо мной были такие взрослые женщины. Но начальник цеха подбадривал: «Не смущайся! Все получится!»

Хочется сказать и о людях, оставивших особенный след в моей жизни. Мне как начальнику смены часто приходилось работать с главным инженером – Константином Александровичем Севастьяновым. Если бы не он, мы не смогли бы утвердиться. Представьте: начальники смены химцеха – молодые девушки, а котельщики-турбинисты – 35-40-летние мужчины. Кроме того, что химцех готовил воду, мы еще отвечали за пуск оборудования. У всех поджимали сроки, и, конечно, «взрослым дядям» надо было скорее включать оборудование. А нас Севастьянов учил: включать можно, только убедившись, что качество воды соответствует нормам. И поначалу у нас были такие разговоры: «Ты, девчонка, будешь мне указывать?! Давай включай!» Мы не поддавались, но сильно расстраивались. Потом главный инженер собрал турбинистов:

– Мужики, вечером и ночью, когда меня нет, главный инженер на ТЭЦ – начальник смены станции. И попробуйте ослушайтесь!
С тех пор мы стали действительно главными инженерами.
Позднее наш цех возглавил Джангиров Станислав Джамалович. Это единственный начальник цеха с химическим образованием. Был очень грамотным, но проработал недолго. Вскоре на эту должность пришел Рамиль Равгатович Хусаинов (ныне – генеральный директор ТГК-16). Это руководитель, который не боялся вводить новшества. Он предложил совершенно другую схему подготовки воды, благодаря которой мы добились значительной экономии. При нем у нас было много работ по реконструкции и модернизации оборудования.

Потом пришел Галиуллин Радик Завитович – руководитель нового времени. Он начал компьютеризировать цех, с его помощью у нас началась автоматизация – мы стали жить по-новому. Теперь он руководит Казанской ТЭЦ-1. А сейчас цехом руководит Александр Владимирович Захаренков. Видите, какие люди вышли из нашего химического цеха?!

Знаете, сейчас как-то несо-временно говорить о гордости. А мы гордились, что нам,
20-летним, доверили такую махину, как ТЭЦ, и не сомневались, что выдержим это испытание. Пусть молодые нам завидуют!

 

Королевой станции
была Островская

 

Валентин Лосев, первый заместитель председателя совета ветеранов Набережночелнинской ТЭЦ:

– «Ночным директором» на станции я был 15 лет. А к моменту прибытия уже отработал 10 лет на заводской ТЭЦ Карагандинского металлургического комбината. Приплыл я сюда 25 октября 1971 года в трюме какого-то парохода. Шел дождь со снегом, ветрище был будь здоров, а я – в туфлях и легком костюмчике! Меня охватил ужас: куда идти?.. От пристани до ТЭЦ я добрался только на следующий день. Кошмар! Где-то журчит, где-то разрыто, грязь непролазная… Поселили меня в бараке, причем с пятью женщинами!
К счастью, вскоре построили в пос. ГЭС дом и нам дали там квартиры из расчета по три человека на комнату.

Мы к тому времени работали посменно, пустили котлы. Вначале мне показалось, что строительство идет очень вяло. Все внимание было на «КАМАЗ».
А мы все ждали: когда же мы начнем работать всерьез? Ну, а потом стали делать фундамент –
и пошло-поехало!

Многие вспоминают эти годы, как праздник. А на самом деле все было не так уж радужно. Нас окружали ямы, котлованы, строительный мусор… Даже изучать оборудование проблематично, потому что повсюду шло строительство и монтаж, ходить было невозможно. Один раз случился казус. Какой-то корреспондент заметил, что из трубы идет дым (возможно, сжигали мусор), и написал статью: «Наконец, на ТЭЦ пустили котлы, и ток медленно пошел по проводам».

Однажды на пуск турбины к нам приехал главный инженер энергосистемы Владимир Малов. А Севастьянов предупредил: «Без меня не пускай! Я скоро приду». И вот Малов сидел-сидел, а потом распоряжается: «Включай турбину». Не могу, говорю, главный инженер не велел. «Включай, тебе сказали!» Пререкались мы с ним, пререкались, а я так турбину и не включил – за что и получил строгий выговор! Без занесения, к счастью.

Королевой нашей станции была жена директора и начальник ПТО Людмила Николаевна Островская. Отличнейший специалист: она знала оборудование, разбиралась в проекте, к тому же замечательно умела рассказывать. Характер у нее был изумительный. Какие бы ошибки мы ни допускали, Людмила Николаевна, бывало, придет, успокоит, поддержит… Они со Львом Михайловичем были очень интеллигентными: никогда не повышали голос.

И Севастьянов был изумительный мужик. Почему «мужик»? Да потому, что он сам нас так называл! Всякие разногласия с ним бывали, но он никогда не наказывал: ругал – да, но на следующий день приходил как ни в чем не бывало. Не злопамятный человек. К сожалению, нам мало довелось с ним поработать.

 

Если надо, работаем сутками

 

Николай Зацаринный, заместитель главного инженера Набережночелнинской ТЭЦ:

 

– 1 сентября этого года исполнился 41 год, как я в энергетике. Моим направлением всегда был электроцех. После школы пришел учеником электромонтера-релейщика на Армавирскую ТЭЦ, в электротехническую лабораторию. А в 1975 году по вызову приехал в Набережные Челны и был поражен, что САМ главный инженер Севастьянов разговаривал со мной, 20-летним! Я прошел все ступени карьерной лестницы: ученик электромонтера II, III, IV, V, VI разрядов – мастер – старший мастер –
замначальника цеха – начальник цеха – замглавного инженера ТЭЦ.

Мне очень повезло с коллегами. Все без исключения – Виктор Николаевич Беляев, Александр Алексеевич Сафронов, Станислав Иванович Скрябин – были замечательными специалистами. Помню, один из них мне сказал: «Ты станешь релейщиком только тогда, когда сможешь внятно объяснить, почему вот этот контакт стоит здесь, а не здесь». Я сначала не понял: «Ну зачем мне это знать? Стоят себе и стоят…» Но со временем признал правоту коллеги.

Из ярких воспоминаний – как в 1988-м меня выбрали секретарем партийной организации и утверждали на бюро горкома партии. Мне тогда было 35 лет. Хорошо помню: там сидел Евгений Никанорович Батенчук: «Ну, комсомолец, скажи: как ты относишься к выборам?» – «Отрицательно». – «Ну-ка, ну-ка, а отсюда поподробнее». Я и объяснил, что никогда не может быть руководитель одинаково хорошим для верхов и для низов. Он должен выполнять свое дело – и все тут.

– А почему же тогда вы своего директора переизбирали? – интересуется Батенчук.
– Мы на партбюро были против, но основная масса проголосовала «за».

– Ладно, – сказали мне, – утверждаем.
Но на партийной работе я пробыл очень мало. Уже в 1989-м вернулся на производство и стал замначальника электроцеха.
Вы спрашиваете, что такое электроцех в 1970-е и что – сейчас. Простой пример: раньше у нас были пилочки из ножовочного полотна, которыми мы чистили контакт. А сейчас на любую проверку ребята идут с ноутбуками. Электротехническая лаборатория – это интеллект цеха. Пожалуй, нет такой задачи, которая была бы ей не по силам. Если надо, ребята работают сутками. Точно так же, как работали мы. Дай бог, чтобы они смогли передать традиции, заложенные их предшественниками, своим по-следователям.

 


НА ГРАНИ КАТАСТРОФЫ
Николай Зацаринный:
– Зима 1978-79 годов была очень суровой. Утром 31 декабря на улице было под 50 градусов мороза. Температура была настолько критической, что на ТЭЦ находились все: директор, главный инженер, все специалисты. Все переживали.
Ирек Хадеев:
– И вот аккурат в новогоднюю ночь, когда нас ждали родные и близкие за накрытыми столами, произошел порыв в пиковой котельной. Оттуда теплотрасса идет в Новый город, с турбины температура выходит 110 градусов. А мы, чтобы подавать тепло, из-за сильных морозов должны поднять ее до 135 градусов. Случился порыв – и подогреть воду мы не можем, температура в теплотрассе упала, по цепочке – и в городе. В квартирах стало от 8 до 13 градусов тепла.
Что делать? Котел остановить нельзя. Проектировщики предусматривали его эксплуатацию только до температуры -30, а у нас – -52. Организовали откачку воды из колодцев. На следующий день в шесть утра опять приехали с Севастьяновым. Обстановка все хуже. Обратились к помощи пожарных, они тоже стали откачивать воду. Постепенно отключили котел, температура воды в котельной – +80 градусов. Подвалы все затоплены, электрооборудование в пару… Электроэнергией станция снабжать себя не может, остается лишь жечь мазут.
Работали мы тогда, что называется, «с колес», за сутки сжигали 5,5 тысяч тонн мазута, и 2 января он у нас кончился. Подошло пять составов с мазутом из Омска, но он оказался некачественным, и в один из насосов попал сгусток гудрона. Все котлы встали. Тишина. И связи нет.
Я побежал на главный щит, чтобы подключить резервную линию с «Татэнерго». Но и тут неудача: из-за перенапряжения линии произошло короткое замыкание – и линия отключилась. 48 минут ТЭЦ вообще находились на нуле.
Николай Зацаринный:
– Я четко помню, как мы считали, сколько протянут аккумуляторные батареи. Час в таком режиме – и все. Мы замерзали полностью. Вот это было страшно.
Ирек Хадеев:
– Пока не было электричества, все было задействовано от аккумуляторных батарей. А они садятся. Маслонасосы постоянного тока, которые обеспечивают смазку турбин, стали останавливаться. Чтобы турбина не вышла из строя, ребята каждые 30 минут производили повороты вручную на 180 градусов, и вал вновь выпрямляется. К счастью, удалось подключить вторую нить (ее повредили строители), и мы пустили первую турбину.
На ТЭЦ тогда собрались все городские власти. Это была чрезвычайная ситуация. Мы стояли на грани того, чтобы начать эвакуацию города.
Николай Зацаринный:
– В 7.45 мы «сели на ноль», через 48 минут подали напряжение, а в 22 часа вернулись к подаче той мощности, которая была до аварии. Мы ликвидировали ее за 14 часов! И были единственной ТЭЦ, где при такой чрезвычайной ситуации не пострадала ни одна единица оборудования. Так мы спасли город и заводы «КАМАЗа».

 

Оставить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

*
*